Он не видел меня, написывая кому-то. Я преградил дорогу, бросив всего себя на амбразуру.

– Блейк. – Если бы я прошептал, мой голос всё равно прозвучал бы криком. – Привет.

Взгляд вверх. Знакомый блеск узнавания. И такой же знакомый гнев.

– Дэвис. Какого хрена ты здесь делаешь?

– Я вернулся.

Мой старый приятель огляделся по сторонам, точно спрашивая: куда или зачем?

– Я ждал тебя с тренировки.

– Тренировки? – Опешил Блейк, не зная, как себя вести со мной.

– Ну, «Чикаго Блэкхокс». – Неловко усмехнулся я, точно можно забыть, за какую элиту ты играешь. – Вы отлично показали себя в начале сезона.

Лживый мерзавец, вот я кто. Я следил за Блейком лишь до ноября, пока не выбыл из гонки. Потом я болел не за команду друга, а просто болел. И до сих пор не выздоровел, поэтому даже не знал, на каком «Чикаго Блэкхокс» свете.

Но Блейк не оценил мою попытку. Только раздражённо засмеялся:

– Ты в своём репертуаре, Дэвис. Не видишь ничего кругом, кроме своей задницы.

– Какого чёрта, приятель?

– Я больше не играю за «Блэкхокс». – Вперился он в меня карими глазами, будто выпрашивая: давай, скажи, какой я неудачник. – Я тренирую детскую команду. Если бы ты не свалил, если бы хотя бы звонил иногда, то ты бы знал об этом.

Он прошёл мимо, задев меня плечом. Точно сквозь меня. И напоследок скривился:

– Приятель!

Во мне сто восемьдесят четыре сантиметра росту, и каждый этот сантиметр испепелился коктейлем Молотова из эмоций. Обида, разочарование, злость и чувство несправедливости. Сколько чувств одновременно может испытывать человек?

Я даже не успел ответить как следует, как Блейк забросил сумку на плечо и скрылся среди машин на парковке. Как я когда-то скрылся из его жизни. Ударить бы сейчас что-нибудь, или кого-нибудь… Закричать во всё горло, спугнув стайку ребятишек, что собиралась в нескольких метрах от меня. Сбежать снова, но на этот раз не возвращаться. Только один человек мог устроить мне побег, ведь однажды уже предлагал билет в один конец.

После трёх гудков Рикки Мэллоун ответил:

– Дэвис. – В голосе – опасливое ожидание, что я снова накинусь на него с обвинениями. – Ты остыл?

С каждым днём я всё больше воспламенялся, но сжигать мосты во второй раз было бы глупо.

– Привет, Рикки. Прости за тот раз… Я вспылил. Не должен был срываться на тебя…

– Проехали.

Мы оба словно выдохнули на расстоянии в несколько тысяч миль.

– Ты звонишь по поводу денег? – Спросил Рикки. – Перевод должен был поступить ещё…

– Нет, деньги я получил. И они меня мало сейчас волнуют, если честно.

– Тогда что же?

– Рикки, я могу просить тебя об одолжении? Об услуге, за которую не смогу расплатиться?

Я физически ощутил себя кожаным стулом в его кабинете над катком, в котором он только что нервно поёрзал.

– Ты всегда мне нравился, Дэвис, поэтому постараюсь сделать всё возможное.

– Если в «Монреаль Канадиенс» мне больше не попасть. – Я вдохнул побольше бодрящего холода, чтобы не сгореть от волнения изнутри. – Может, ты мог бы подыскать мне что-то другое?

– Дэвис, я…

– Любое место, в любой команде. На скамейке запасных, в низшей лиге, могу первое время толчки драить, если это поможет мне вернуться на лёд.

– Я менеджер «Монреаль Канадиенс», а не твой агент.

– Да, я понимаю, просто… Мне некуда больше идти, Рикки.

В какого жалкого типа я превратился! Самого от себя тошнит. Не думал, что когда-нибудь опущусь до того, чтобы вымаливать работу. Рикки напряжённо молчал, и все звуки сконцентрировались до его дыхания в трубке.

– Не знаю, Дэвис, смогу ли я что-нибудь для тебя найти.

Фитиль облегчения загорелся в груди.