– Седеть тебе ещё рановато, – не притронувшись к ножницам, усмехнулся человек.

– Эльфы не седеют – физиология такая, – назидательно сказал мальчик. – Ну, дядя Берен, вам что, жалко?

– Жалко! – искренне ответил тот. – Потому что за твою косу золотом платить надо.

– Так давайте отчекрыжим и продадим!

– Отчекрыжим… Самому-то не жалко?

– Не жалко, а жарко!

– Сильно печёт?! – встревожился Берен. Мальчик грустно кивнул:

– Угу, и голова кружится.

Взяв его за подбородок, мужчина вгляделся в лицо эльфёнка, а тот молил Пресветлую, чтобы щёки не запылали – соврал ведь, подлец, старшему соврал.

– Что-то ты и впрямь бледный, да и румянец мне твой совсем не нравится… Ладно, стригись, но, может, лучше Марту попросишь?

– Не хочу Марту, хочу, чтобы вы стригли! – Ну их, этих деревенских тёток, вдруг ведьмой окажется и сопрёт прядку на какое-нибудь варево?

– Я не умею! – признался Берен. Арвиэль повеселел.

– И что! Я раньше кусты тоже стричь не умел, а теперь вон как ровненько выходит!

– Ну, ты сравнил!

– А вы представьте, что я – малина и уже ползу на вашу розовую клумбу…

Наперво отрезали косу: Берен завернул её в платок и бережно положил в шкаф как реликвию. Затем стал ровнять по прядкам, и это затянулось. Лезвия касались лба Арвиэля, холодили сталью уши, и казалось, вот-вот прихватят острый кончик. Мальчик зажмурился. Видимо, Берен тоже…

– …! Едрёна мать! – пару часов спустя оценил он результат.

– Дядь Берен, а что такое «…»?

– То, что я у тебя на голове наворотил, – мрачно пояснил мужчина.

Арвиэль, которого все называли Виллем, осторожно глянул в маленькое зеркало на стенке. Стрижка действительно получилась коротковатой.

– Ой, дядя Берен, я теперь на барашка похож! Только уши торчат… как у ослика…

Берен уронил лицо в ладони и захохотал.

После случая на речке друзья стали над Эртаном подтрунивать: как же, тощий ровно щепка остроух степняка завалил! Беззлобно посмеивались, но орчонок кипел. Несколько раз они с Арвиэлем сшибались за старым гумном один на один, однако младший мальчик, худощавый и вёрткий, как ласка, неизменно уходил победителем, а старший крепыш – с разбитым носом. Меж тем подошла Свитлица [2], и Эртан придумал, как поставить зазнайку на место.

Тот сидел на приступке и точил на бруске кухонные ножи. Надо признать, получалось ловко, особенно для десятилетки, будто эльфёнку с люльки клинки заменяли погремушки. Эртан важно прошёлся туда-обратно, но добился внимания лишь от Симеона.

– Добрейшший утречок, Эртан! – кот расплылся в зубастой улыбке. – Тебе чего надобно?

Вжик… вжик… Наточенные лезвия сияли как зеркала. Орчонок засмотрелся и вопрос пропустил.

– А?

– С чем, спрашшиваю, пожа-аловал?

Остроухий что-то с усмешкой шепнул по-своему, и кот захихикал. Эртан набычился.

– Да вот, прришёл узнать, как Свитлицу спрравлять будете. Со всеми аль по-своему?

– Мы с хозяином её не справляем.

– Здесь её спрравляют ВСЕ, – многозначительно подчеркнул Эртан. – А кто не спрравляет, тот прротив нас!

Арвиэль попробовал нож пальцем, удовлетворённо хмыкнул и отложил к наточенным. Ладони у него стали серыми от крошки, но мыть их эльф не побежал, а по-простому кое-как вытер о штаны.

– Предлагаешь мне попрыгать через костёр, папоротник поискать или напиться вдрабадан?

– Как хочешь, а мы нынче к омуту пойдём. Говоррят, в полночь оттуда шмуррголак вылезает.

– Да ну? Это кто?

– Чудо-юдо невиданное! Чёррное, лохматое, сам в тине, а из пасти утопленниками за веррсту несёт. Кого на беррегу ни увидит – задеррёт и прроглотит.

– Что, всех глотает? Откуда ж тогда байки берутся? – хмыкнул эльфёнок, берясь за следующий нож. Вжик-вжик… Вжик-вжик… Вновь засмотревшись, Эртан прослушал очередной вопрос, но признаваться в этом не хотел.