Рыцарь уже багровый.

– Сэр рыцарь! – обратился я, глядя сквозь щёголя. – Паж не нанёс урона чести – не выпустил копья!

– Тоже мне, знаток правил выискался! – произнёс щёголь агрессивно, конь под ним, понукаем коленом, оттирает в сторону.

Рыцарь зыркнул на пажа, на копьё с белой тряпкой, брови штурмуют переносицу. Паж как перевёрнутый жук: неуклюже пытается встать, но мешает длинное копьё в крепко сжатых пальцах.

– Оставьте, сэр Хурбис, – бросил рыцарь. – Да помогите, снимите наконец эти тряпки!

Оруженосцы захлопотали над товарищем, экономка с опаской тянет пронзённый пажом трофей. Рыцарь смерил меня с головы до ног.

– Кто таков? Ответствуй, по какому праву в людском городе?

– Меня зовут Виллейн, сэр рыцарь.

– Я знаю этого мелкинда. Подручный из башни. Колдун собрал каждой твари по паре, – вставил Хурбис. Старший рыцарь как на жабу наступил.

– Колдунишка. Сам мал, но малых защищает. Я запомнил тебя, Виллейн. Поехали, вы все! – крикнул спутникам, разворачивая коня прочь, отряд вдарил подковами по мостовой.

Мелкими барашками набежали облака, солнце бьёт в прорехи лучами, нежно-розовыми в ранний час. Я прибавил ходу.

Накануне праздника постоялые дворы забиты отрядами рыцарей со всего королевства. Цепочками вдоль домов возки и телеги, откинув дерюги, лезет дремучий со сна люд. Зевают разбойного вида вояки, увешаны разномастным оружием, вёрткие типы разминают длинные пальцы, недобрый их взгляд прилип к кошелям хозяев телег. Те проверяют по счёту тюки, всё ли на месте после ночных постояльцев. Трактирщики ставят дополнительные столы под открытое небо – кормить народ.

Лабиринт проулков ведёт на центральную, вдоль и до рынка, что у городских врат, ряд питейных. Двери ближайшей таверны полуоткрыты. Боднув створку, вынесся белобрысый парень, ноги не успевают за широкими плечами. Лужа напротив готова принять, но здоровяк, взмахнув руками, кое-как устоял. Пошарил на поясе, там тощий кошель, пальцы тщательно промяли ткань. На простом деревенском лице обида резко сменилась на злобу. Здоровяк погрозил кулаком в тёмный зёв таверны. Цедя под нос ругательства, здоровяк затопал в сторону рынка.

Я нырнул под вывеску в виде бездонной бочки. Из приоткрытой двери разноголосый шум, мощно несёт пивом и мясом, жаренным с луком. В зале под крышей коптят светильники, но толку чуть, многолетний слой сажи чудом держится поверх балок, а столы заняты выпивохами. Не беда, место близ кухни свободно, я плюхнулся на полированный задницами посетителей табурет. Отсюда хорошо виден центр, пара столов составлены торцами, за ними шумит компания: простые воины из отряда или наёмники слетелись на слух о походе. На кухню спешит девчушка, в руках пирамида пустых кружек, среди рож посетителей юное лицо с веснушками как оазис в пустыне.

– Вам дядюшку позвать?

– Да, надеюсь, не занят, – ответил я с улыбкой. Девчонка несётся дальше, скорее утка, чем лань, пропойцы провожают масленым взглядом, ладони так и тянутся отвесить шлепка по сочному заду. Полминуты, и служанка снова здесь, оловянные кубки появляются как из воздуха, следом закупоренный кувшинчик. А вот и трактирщик, редкие седые волосы тщательно прилизаны, щёки хотят стечь на плечи и держатся на бакенбардах. Руки гостеприимно в стороны.

– Виллейн, мой мальчик. Давно не заходил, не знаю, что отвечать тётушке. Мучит письмами, а ты пропадаешь, хоть и рядом! – сказал он, на лице застыла улыбка. Вдыхаю поглубже перед кольцом рук.

– Дядюшка Пикарон, сам знаешь, как не люблю людские ритуалы!

– Терпи, мой мальчик. Не тебя ли вырастила сестра, брошенного родным народом? И это твоя благодарность? Давно бы зашёл!