Бальзаковеды, как правило, говорят о «Мелких неприятностях» как о книге безрадостной, разочарованной и жестокой по отношению к супружеской жизни. Арлетт Мишель, автор диссертации о любви и браке в «Человеческой комедии», пишет, что если «Физиология брака» – книга человека, который может насмехаться над браком как он есть, потому что верит в само это установление, то «Мелкие неприятности» – книга человека, который в брак не верит вовсе, и потому насмешки его принимают безнадежно циничный характер[50]. Тут современная исследовательница почти дословно повторяет то, что писали о «Мелких неприятностях» благонамеренные критики-современники; католический «Цензурный бюллетень» в феврале 1846 года осудил новое сочинение Бальзака в следующих словах:
нет ничего более печального и более тяжелого для чтения, чем этот рассказ об общественных язвах, исследованных с тем хладнокровием, с каким химик изучает яд, и сведенных к алгебраическим формулам и аксиомам, с последней из которых мы никак не можем согласиться[51].
Последняя же эта аксиома гласит: «Счастливы лишь те пары, которые устроили себе брак вчетвером».
На мой взгляд, дело в «Мелких неприятностях» обстоит вовсе не так безрадостно. Хотя в проспекте к изданию Хлендовского подчеркнута именно «боевая» составляющая книги: «Франция, чье призвание – войны, превратила брак в битву»[52], – на самом деле «Мелкие неприятности» в гораздо большей степени, чем «Физиология брака», – книга о способах достижения супружеского мира, о том, как супругам состариться вместе если не в любви, то хотя бы в согласии. Мужу из «Физиологии брака» не придет в голову вопрос: как понравиться жене? как угадать «ее чувства, капризы и желания (три слова, обозначающие одну и ту же вещь!)» (с. 540). Жене из «Физиологии брака» тоже не придет в голову угодить мужу его любимыми «шампиньонами по-итальянски» (с. 637). Ощущение же безрадостности при чтении «Мелких неприятностей» возникает, возможно, потому, что, как тонко заметил бальзаковед Ролан Шолле, эта книга резко отличается от всех прочих произведений «Человеческой комедии» заурядностью своих персонажей. Любимые герои Бальзака – творцы, гении, исполины, люди, объятые сильнейшей, пусть даже пагубной страстью; но в «Мелких неприятностях» все обстоит иначе: эта книга – о посредственностях[53]. Даже в «Физиологии брака» Бальзак упоминает «человека выдающегося, для которого написана эта книга» и таким образом поднимает планку. В «Мелких неприятностях» он ее опускает: и неприятности мелкие, и Адольф не более чем разновидность «провинциальной знаменитости в Париже» – посредственный литератор, не имеющий ни поэтического дара, ни сильных чувств, отличавших Люсьена де Рюбампре, героя одноименной части романа «Утраченные иллюзии» (1839).
Но зато тем самым и герои, и их проблемы становятся ближе к «среднему читателю». Супружеские споры по поводу воспитания ребенка; муж, всякую минуту донимающий жену вопросом: «А что ты делаешь?»; неделикатные мужья, при всех именующие жену «мамочкой», «киской» или «персиком», и жены, изводящие мужей упреками и подозрениями, – все это, казалось бы, мелочи (как и было сказано), но они порой способны испортить жизнь не хуже иных трагических происшествий. Свободное построение «Мелких неприятностей», где герои – манекены без определенных привычек, с которыми каждому читателю особенно легко отождествиться, делает эту книгу поучительной без занудства. Возможному отождествлению способствует и тот факт, что почти вся книга выдержана в настоящем времени: это не рассказ о завершившейся истории конкретного персонажа с конкретным характером, это вечно длящаяся история «всех и каждого», пустая рама, в которую каждый может вставить свое лицо. В еще большей степени, чем «Физиология брака», «Мелкие неприятности» – своеобразное пособие по практической психологии семейной жизни, только, в отличие от многих пособий, написанных профессиональными учеными, остроумное и блестящее.