– Читала я «Маленького Мука». – В голове крутился Щелкунчик, но произнеслось почему-то другое.

Наступила тишина. Совершенно неожиданная. Перед этим музыка гремела, а теперь вдруг стало тихо. И никто не спешил сказать первое слово.

– Евк, у тебя все хорошо? – наконец тихо спросила Маша.

– Ое, – щелкнул пальцами Стив. – Евка Гофмана с Гауфом перепутала.

– Ну, ты совсем, – тяжело вздохнул Ежик и снова сгорбился около экрана.

Ева зажмурилась, понимая, что сейчас расплачется. Нет, не из-за того, что ошиблась – подумаешь, имя перепутала. С кем не бывает! Обидно было, что сказал Ежик.

– А вы знаете, – медленно начал Пушкин, – что Гауф умер в двадцать четыре года?

– Е! Его смерть была трагична, но красива, – подхватил Стив.

– Хуже! – Пушкин наградил Стива своей фирменной злобной улыбкой. – Ты представляешь, как выглядит умирающий от брюшного тифа? О! Это жуткое зрелище!

Он согнулся, словно у него болел живот, издал хрипящий звук, грохнулся коленями об пол, подпрыгнул, дотягиваясь до Евы. На мгновение его пальцы вцепились в руку мертвой хваткой. Было больно, но настолько неожиданно, что Ева не успела ничего сказать.

– Вот! – торжественно показал Пушкин на следы от своего захвата. – Вот так выглядят розеолы. Они вскакивают у заболевших. О вздутом животе, сером налете на языке я уже не говорю.

Ева сглотнула – по горлу словно теркой прошлись.

– Вы что тут?

Появившийся в комнате парень был… был… необычным.

– Отомри, – прошептала Машка. Тихо так, одними губами прошептала, но Ева услышала и опустила глаза. Какая-то она сегодня задумчивая.

У парня было узкое бледное лицо, густые буйные черные вихры. Темные удивленные глаза. Он чуть сутулился. Это из-за роста. Высокие всегда сутулятся. В руках держал железную раму с прикрепленными к ней проводками, пружинками, гирьками. Сама рама была усеяна шестеренками, валиками с мохнатящимися барабанами, позвякивала цепями.

– О! – перестал умирать Пушкин. – Евка, смотри! Бог пришел. Сейчас станет жарко.

– Что вы тут стучите? Я же сказал, сам все сделаю.

Парень говорил негромко и спокойно. Голос совсем не вязался с тем, о чем он спрашивал. Вроде как должен быть недоволен шумом, а спрашивает тихо. Кого-нибудь разбудить боится? Он был одет в черные брюки и черную водолазку – цвет подчеркивал худобу.

– Мы поклонялись богу солнца, – хитро прищурился Пушкин. – Взывали к нему. Он пришел. Кстати, это – Ева.

Парень еле заметно поморщился.

– Привет! – повернулся он к Еве. – Я – Ра. Меня этот клоун привел.

Пушкин снова грохнулся коленями об пол, взметнул руки над головой.

– О, великий Ра! Мудрость свою яви нам! Да не погаснет над нами солнце!

– Чего он опять орет? – в дверном проеме появилась копия худого парня с точно такими же буйными вихрами.

– Птах, знакомься! – Ра резво схватил Еву за руку и потащил к своему двойнику. – Это Ева! А это – мой брат, Птах.

– Как? – После ошибки с Гауфом Ева не спешила проявлять свои знания.

– Солнце! Над нами взошло солнце! – бился на полу Пушкин.

– Это еще что! – хмыкнул от компьютера Стив. – У них есть третий брат. Зовут Гор.

– Привет, Ева! – радостно тряс руку новой знакомой Птах. Или это уже был его брат? – Если запутаешься, ерунда. Мы похожи! А имена нам давал дед. Он известный египтолог. Вот мы и оказались солнечными богами! Редька! Держи! Ты искал коммутатор.

– Ое! Вы собрали! – Стив маленьким танком прошелся по комнате, сметая все на своем пути.

– Еще нет! – Ра махнул перед собой рамой, свистнули провода и пружинки.

Ева отступила, уходя из зоны поражения – увлеченный Ра не видел, кто с ним рядом. И столкнулась с застывшим посреди комнаты Пушкиным.