Братишка сначала аккуратно понюхал Булата, Кайту, затем Шварца, мы все наблюдали за ними, а я с Клёпой на всякий случай держали его вдвоём за поводок, мало ли. Но нет, Булат понюхал в ответ пса и завилял хвостом.

Потом на телеге приехал Батя с мужиками, снова обнимашки, дед даже всплакнул чутка. Он-то нам и сказал, что, когда мы уехали, Братишка наотрез отказался уходить от того столба. Его и звали, и пытались приманить едой, но тот не уходил. На следующий день пошёл дождь, но он не уходил, сидел ждал Сливу. Вот мужики и сделали ему будку, в которой он все эти дни и жил, а дети таскали ему туда еду. Вот же верный-то какой, дождался Сливу.

– Мать, зови всех, накрывайте на стол, – громко крикнул на всю деревню батя, – наши вернулись, будем гулять.

Что такое гулять, я уже знал. Слива вон тоже как-то разом пригнулся и сглотнул. Не, у них конечно всё очень вкусно, но ползать снова с полным брюхом, вернее, сделать попытку пошевелиться, я не хотел. У меня после того «гулять» их еда несколько дней переваривалась. Причём батя отдал команду, даже не спрашивая, где мы и что, и сколько нас. Просто гостей надо накормить и точка. Их гостеприимство может убить.

– Подождите люди, – собрав волю в кулак, крикнул я.

Народ разом притих и уставился на меня, как много знакомых лиц. Оглядевшись, я увидел, что один из наших катеров стоит позади меня. Забравшись в его кузов, я обалдел от толпы, которая была вокруг нас. С ума сойти, тут походу сейчас вся деревня. Вот как им сказать? Что сказать? Мысли лихорадочно собирались у меня в голове и чёткой линии не было. Вроде и продумывал эту речь, а тут все мысли разом куда-то потерялись, у меня не сейчас не башка, а какое-то Шереметьево. А, была не была, ляпну как есть.

– В этот раз мы пришли не с пустыми руками, – начал я орать и размахивать руками.

Эмоции буквально переполняли.

– Как вы видите, мы благополучно вернулись домой с помощью ваших сыновей, – показываю рукой на братьев, Карта и Бубу, тот опять че-то жуёт, стоит, – спасибо вам за помощь, у нас всё получилось.

Кто-то засвистел, кто-то захлопал в ладоши. Мля, я ща точно, как Ленин на броневике, именно такие ассоциации у меня сейчас возникли. Туман с пацанами гады смеются стоят, видать понимают, что я сейчас чувствую. Поднимаю руки, призываю всех успокоится, свист и улюлюканье стихли.

А дальше, дальше я нёс какую-то хрень, по крайней мере мне так казалось. Как я уже сказал, у меня из башки вылетела вообще вся заготовленная речь. Там сейчас и Шереметьево, и Внуково, и Домодедово, и вообще все аэропорты мира. Но я чё-то говорил и говорил.

Александр. Деревня. Вечер. 17 мая.

– Саня ещё будешь?

– Да.

Слива, ухмыльнувшись и немного пошатываясь, подошёл к одной из деревянных бочек на двести литров, стоящих на телеге, и, открутив краник, наполнил мой кубок до краёв. Закрутив краник, он как Никулин пальцем снял последнюю капельку, облизал палец и вернулся ко мне.

Следом за Сливой к бочке по одному подходят наши пацаны. Даже вон непьющий Полукед и тот наливает.

Вино – вещь, сидим бухаем и смотрим за процессом приёма грузов, ну как можем, помогаем, словом. Рядом на нескольких кострах в огромных казанах местные женщины и девушки готовят еду. Чуть дальше уже стоят сбитые длинные столы и на них так же местные снова и снова ставят тарелки с едой.

А мне хорошо, я уже знал, что сегодня мы опять наедимся так, что я Бе сказать не смогу, да и пох. Булат, Кайта и Шварц уже наелись до отвала и теперь валяются вон в травке, Братишка с ними, но нет-нет, но поглядывает на Сливу, словно боится, что тот опять куда-то уедет.