Сиделка дала указания и больному:

– Не забывайте, что сказал врач. Разговаривать вам категорически запрещено. Если комиссар будет задавать вопросы, отвечайте «да» или «нет» кивком, не волнуйтесь, не нервничайте.

И добавила, направляясь к столику, на котором лежал журнал:

– Впрочем, я сама останусь здесь.

Мегрэ стоял у двери, и больному пока еще его не было видно. Мадам Жанвье подошла к постели, сжимая в руках сумку, и, глядя на мужа, с робкой улыбкой пробормотала:

– Не волнуйся, Альбер. У нас все благополучно.

Все очень добры ко мне, и дети здоровы. Тебе было не очень больно?

Нельзя было без волнения наблюдать, как из глаз раненого вдруг скатились две крупные слезы и как он стал жадно глядеть на жену, словно уже не надеялся ее увидеть.

– Только о нас не беспокойся. Комиссар уже здесь…

Заметила ли она, что он слишком нетерпеливо стал искать кого-то глазами? Мегрэ даже стало неловко.

Жанвье, конечно, был хорошим семьянином, обожал жену и детей. Однако же Мегрэ всегда казалось, что ближе всего для него была уголовная полиция.

Комиссар сделал два шага вперед, и лицо раненого оживилось. Несмотря на запрет, он хотел заговорить, но Мегрэ знаком остановил его:

– Спокойно, дорогой Жанвье! Прежде всего я должен тебе сказать, как все мы счастливы, что ты выкарабкался. Шеф просил передать тебе поздравления и свои лучшие пожелания. Он сам тебя навестит, как только визиты перестанут тебя утомлять.

Мадам Жанвье скромно отошла в сторонку.

– Врач разрешил нам пробыть у тебя всего несколько минут. Я взял это дело в свои руки. Чувствуешь ли ты себя в силах, чтобы ответить мне на несколько вопросов? Ты слышал, что сказала сиделка? Отвечай кивком и даже не пытайся говорить.

Широкий пучок солнечных лучей пересекал палату, в нем дрожали тончайшие пылинки.

– Видел ты человека, который в тебя стрелял?

Жанвье, не задумываясь, отрицательно качнул головой.

– Тебя подняли с правого тротуара, как раз у дома мадемуазель Клеман. Видимо, ты не успел уползти перед тем, как тебя обнаружили. Улица была пустынна, не так ли?

Веки раненого опустились.

– Ты ходил по улице взад и вперед?

Веки Жанвье опять опустились.

– Ты не слышал приближающихся шагов?

Снова отрицательный кивок.

– Ты зажигал сигарету?

В глазах Жанвье появилось удивление, потом едва заметная улыбка. Он понял мысль Мегрэ.

– Да. – Он опять опустил веки.

Согласно заключению врача, выстрел был сделан с расстояния примерно в десять метров. Поблизости от дома мадемуазель Клеман фонаря не было, и, зажигая сигарету, Жанвье мог стать более заметной мишенью.

– Ты не слышал, чтобы где-нибудь открывалось окно?

Раненый подумал, потом, немного поколебавшись, отрицательно качнул головой.

– А может быть, окна открывались раньше?

Утвердительный кивок.

Погода стояла такая теплая, что это было естественно.

– В доме мадемуазель Клеман тоже?

Опять утвердительный кивок.

– Но не в ту минуту, когда раздался выстрел?

– Нет.

– Ты никого не видел и не слышал?

– Нет.

– Не помнишь ли, в какую сторону ты смотрел, когда тебя настигла пуля?

Из положения тела в самом деле нельзя было ничего заключить, потому что наблюдались случаи, когда раненный пулей человек, падая, поворачивался кругом или на пол-оборота.

Усилие, которое Жанвье пришлось преодолеть, чтобы вспомнить, мучительно отразилось на его лице. Мадам Жанвье уже не слушала их. И не только из скромности. Она подошла к сиделке и тихонько разговаривала с ней, видимо расспрашивая ее и даже отваживаясь на робкие советы.

Нет, этого Жанвье вспомнить не мог. И неудивительно. Ведь в тот вечер он столько раз ходил взад и вперед по небольшому отрезку тротуара…