Дом, в котором жил Парандон, был просторным, крепким, построенным на века. По обеим сторонам ворот красовались бронзовые фонари. Сквозь стеклянную дверь Мегрэ увидел не обычную привратницкую, а настоящий салон со столом, покрытым сукном, как в министерстве.

И даже тут оказалось знакомое лицо, некий Ламюль или Ламюр, долго работавший на улице Соссэ.

– К кому вы, комиссар?

– К Парандону.

– Лифт или левая лестница. Второй этаж.

В глубине был виден двор, машины, гаражи, низкие постройки, бывшие когда-то, должно быть, конюшнями. Перед тем как подняться по мраморной лестнице, Мегрэ машинально выколотил трубку о каблук.

Когда он позвонил в единственную на этаже дверь, перед ним мгновенно возник дворецкий в белой куртке – будто подкарауливал.

– Я к месье Парандону… У нас встреча…

– Сюда, комиссар.

Дворецкий с достоинством взял у него шляпу и провел в библиотеку, какой Мегрэ в жизни не видел. Стены длинной комнаты с высоким потолком сплошь сверху донизу были уставлены книжными полками. Выделялся лишь мраморный камин, на котором стоял бюст мужчины средних лет. Все тома были в отличных переплетах, чаше всего красных. Из мебели в комнате ничего не было, кроме длинного стола, двух стульев и одного кресла.

Мегрэ с удовольствием пробежал бы взглядом книжные полки, но к нему уже направлялась молодая секретарша в очках:

– Позвольте, я провожу вас, месье комиссар.

Сквозь окна в три метра высотой в комнату врывалось солнце, играло на плюше, мебели, картинах. Начиная с коридора, повсюду были расставлены старинные столики с гнутыми ножками, стильная мебель, бюсты, портреты знатных господ в костюмах разных эпох.

Молодая девушка толкнула светлую дубовую дверь, и мужчина, сидевший за письменным столом, тут же поднялся навстречу гостю. Он был тоже в очках с очень толстыми стеклами.

– Спасибо, мадемуазель Ваг.

Хозяину пришлось проделать довольно длинный путь, поскольку кабинет был таким же просторным, как библиотека и приемная. И здесь стены были заставлены книжными шкафами, висело несколько портретов, и солнце делило комнату на светлые и темные ромбы.

– Вы даже не представляете, как я рад видеть вас, месье Мегрэ…

Он протянул руку, маленькую белую руку – пухлую, словно без костей. По контрасту с обстановкой человек казался еще меньше, чем был на самом деле: миниатюрное, почти хрупкое и необычно подвижное существо. Но нет, худощавым его, пожалуй, назвать было нельзя. Напротив того, он казался скорее округлым, и все-таки ощущение невесомости, хрупкой неустойчивости оставалось.

– Проходите сюда, прошу вас… Пожалуйста, садитесь, где вам удобнее!

И он указал на рыжеватое кожаное кресло у письменного стола.

– Думаю, здесь будет лучше всего… Я ведь туговат на ухо.

И верно сказал Бувье, что Парандон – человек без возраста. В его голубых глазах, во всем облике сквозило что-то детское, и он прямо с восхищением смотрел на комиссара.

– Вы даже не представляете, как часто я думал о вас… Когда вы ведете очередное дело, я пожираю огромное количество газет, чтобы ничего не упустить… Можно даже сказать, что я слежу за вашими выводами в расследовании.

Мегрэ чувствовал себя неловко. Он свыкся в конце концов с любопытством публики, но энтузиазм такого человека, как Парандон, явно его смущал.

– Я делаю выводы, какие на моем месте сделали бы все и каждый.

– Каждый, может быть… Но понятия «все» не существует… Это миф… А вот уголовный кодекс, судьи, присяжные – это уже не миф. И те же самые присяжные, которые еще вчера были как все, сегодня, попадая в зал заседаний, становятся совсем иными.