На долю каждого бойца досталось по шесть убитых степняков. Сами потеряли всего четверых. А что лица опалились и руки в волдырях, то на живом заживёт.

Погибшим выделили лучшую долю добычи, но только из одежды и украшений, семьям в наследство. Оружие, даже негодное, степное, должно быть в деле, или же его следует уничтожить. Говорят, у диких народов в обычае класть воину в могилу его собственное оружие или оружие убитых врагов. Вот уж глупость – так всем глупостям глупость! Колдунам часто приходится спрашивать совета мёртвых, и уж они-то знают, что после смерти ушедшему предку ничего не нужно. Живут люди только в этом мире, а никакого иного мира и вовсе нет. Умершие спят, смотрят смутные сны о прожитой жизни, и лишь слово колдуна может ненадолго пробудить их. Но и в этом случае охотнее откликаются те, кто прожил долгую жизнь и даже в посмертии беспокоится о правнуках, в которых продолжает гореть его кровь. А вещи в посмертии не нужны: ни еда, ни одежда, никакой иной скарб. Наследство следует оставлять живым.

Бессон, которому по праву принадлежала большая часть добычи, забрал себе бунчук из конского хвоста и безрукавку из нежнейшего козьего пуха. Свои такого вязать не умеют, да и коза в лесу не водится, а с косули пуха не начешешь. Поэтому пуховые изделия степняков ценились выше, чем их оружие.

Скору тоже достались и лук, и безрукавка, и пара сабель. Одну он решил сохранить, а из второй смастерить засапожный нож. Вещи всё хорошие, ценные, душу греют. О медынском колечке уже не думалось. Мало ли, что положено, а Потокм прибрал золотинку, и суда на него не найдёшь.

Зато теперь Скор не просто молодой парень, помнящий тепло материнской руки, а воин, побывавший в деле и вернувшийся с трофеями. Жаль, не досталось Скору костяной брони, но это штука дорогая и редкая даже среди степняков. Во всём отряде не было и десятка таких доспехов. Но всё равно, торговать не ходил, а вернулся богатым.

Ещё бы жить своим домом, но для этого нужно жениться. Скор бы и не прочь, жаль, невесты подходящей нету, да и не слишком тянет Скора на это дело, не то что Закрая – младшего Скорова брата. Закрай ещё посвящения не прошёл, в пацанах бегает, а другого разговора, кроме как о девках, у него нет. То ему одна люба, то другая… Как говорят, на всякий день по три зазнобы, а на ночь – ни одной. Молод ещё семью заводить, мечтай всухую.

Тем временем вернулись посланные на ярмарку торгаши. Привезли наменянного добра, привезли и подарки. А степь, как известно, так просто подарки не дарит.

Потокм на торги не ездил, старшему волхву оставлять род негоже. Купцов возглавлял Ризорх, и он же вёл переговоры со степными ханами. На ярмарке собралось немало чародеев со всех стран и углов, хотя колдовать при торге не полагалось. Замеченному в торговом ведовстве ничего не продавали и не покупали у него никакого товара. Оно и правильно, пронырливый колдунишко кому хочешь глаза отведёт и продаст навозную лепёху за ожерелье медынской работы. Поэтому Ризорх на торгах вовсе не появлялся, а второй колдун, Устон, хотя и держал над палаткой бунчук из тонко вычесанной конопли, но, торгуясь, вертелся по-простому, сварился из-за цен, бил по рукам и ежесекундно помнил, что чародеи степных племён следят за ним неуклонно. Степенный Ризорх, перед которым носили бунчук с волчьим хвостом, сидел по ханским шатрам, пил кислое кобылье молоко, поглаживал седую бороду и слушал льстивые речи. В подобных делах чародейства не возбранялись, но Ризорх знал, что и он не оставлен вниманием недругов, и ничего чудесного себе не позволял.