– Здравствуйте, – сказал он. – Я майор запаса Моше Бен-Цук.

В трубке воцарилось долгое молчание. Видимо, особист рылся в памяти, пытаясь вспомнить, кто это.

– Кто-кто? – наконец переспросил он, и Бен-Цук услышал щелчок компьютерной мышки.

– Майор Моше Бен-Цук, – повторил он и, не дождавшись ответа, завел сбивчивый рассказ о Наиме.

– Достаточно, – перебил его особист. – Я в курсе этого дела. Но при всем уважении обсуждать с вами подобные вещи по телефону не могу. Скажу одно: у нас крайне серьезные подозрения. Речь идет о шпионаже и угрозе государственной безопасности.

– Но он всего лишь…

– Кроме того, – снова перебил его особист, – какой болван догадался строить микву именно на том месте? Это угрожает безопасности страны!

– Мэр города, господин Авраам Данино, приказал мне…

– Передайте Данино, чтобы передвинул эту чертову микву на пятьдесят метров влево.

– Передвинул? – ужаснулся Бен-Цук. – На данном этапе? Вы хоть представляете себе, сколько денег мы уже вбухали в стройку? Заложили фундамент. Возвели строительные леса. Вы представляете, во что нам обойдется ее передвигать? И сколько времени это займет?

– А вы знаете, сколько потратили на разработку истребителя «Лави», а потом проект свернули? Ничего не поделаешь, Бен-Цук. За ошибки надо платить.

– Вы не понимаете, – взмолился Бен-Цук. – От этой миквы очень многое зависит. Прошу вас, давайте поищем другое решение.

– Мне надо подумать, – сказал особист и снова кликнул мышкой. – Я вам перезвоню.

– Когда?

– Завтра. Максимум послезавтра.

Но позвонил он только через две недели и даже не извинился. Наоборот. Недовольно пробурчал, что у него полно дел, а он вынужден тратить время на «эту вашу микву».

– Короче, – заявил он. – Если вы настаиваете, что миква должна стоять именно на том месте, найдите надежных с точки зрения государственной безопасности рабочих, и я их проверю. Если не обнаружится ничего подозрительного, вы сможете продолжить строительство. Только пообещайте, что внесете в смету СПН.

– Что такое «СПН»?

– Стена, препятствующая наблюдению.

– Но…

– Бен-Цук, я пытаюсь вам помочь, а вы со мной препираетесь.

Никита не умер. Несмотря на прекрасную надгробную речь, написанную для него Антоном, он все еще был жив. Поэтому они пожелали ему доброго здоровья и ускорили шаг. Ни один из них не рвался провести весь вечер в его обществе. Но Никита тоже ускорил шаг, обогнал Шпильмана с его радиоприемником, по которому шла трансляция матча российской футбольной лиги, пристроился к Кате с Антоном и, пыхтя от нетерпения, стал поджидать момента, когда удастся ввернуть: «Кстати! Это напомнило мне один эпизод на съемочной площадке…» Однако Катя и Антон молчали, чтобы не давать ему повода разразиться еще одной историей с участием Михалкова. Но вот они поравнялись с недостроенным клубом, и Никита не выдержал:

– Кстати, о незавершенных проектах. Знаете, сколько раз Михалков начинал работать над фильмом «Очи черные»? Сперва у него был сценарий, но не было денег. Потом деньги появились, но он никак не мог найти в Италии подходящего места для съемок. Потом место нашлось, но оказалось, что денег не хватит. Вот так-то, друзья. Снять фильм – это вам не по Красной площади прокатиться. Но Михалков – уникум, друзья мои, он никогда не опускает руки. Он не просто доснял фильм, он еще и получил за него приз на Каннском фестивале. А французы кое-что понимают в кино, вы уж мне поверьте!

Катя прижалась к Антону, и он понял почему. Ведь с фильма «Очи черные» между ними все и началось. В клубе дома престарелых фильм показывали на белой простыне, надорванной в левом верхнем углу – так евреи согласно траурному обряду надрывают край рубашки. Катя ходила на все фильмы без исключения. Кино было единственной, если не считать глинтвейн со щепоткой корицы, вещью, которая помогала ей хотя бы на два часа забыть, как далеко от нее те, кого она любила, и какое на самом деле печальное место этот приют для осиротевших стариков, несмотря на все их старания прикидываться веселыми.