– Так и найди другого, – парировал Али.

– И дело с концом? А ты и дальше продолжишь рыться в человеческих отбросах и торговать финиками? Я предлагаю тебе вернуться в Дэвабад, пока город еще стоит на своем месте.

– Дэвабад всегда будет стоять на своем месте.

– Да ну? – Муса подошел к нему ближе. – Что, новости из столицы не доходят до этой богом забытой дыры? В городе царит разбой, экономика пришла в такой упадок, что Королевской гвардии едва хватает средств на прокорм солдат, не говоря уже о снабжении их приличной амуницией.

Али ответил ему невозмутимым взглядом.

– Но какую роль в этом упадке сыграли Аяанле?

Муса развел руками.

– А почему мы должны быть справедливы по отношению к королю, который отправил нашего принца в изгнание? К королю, который плюет на наследие предков и бездействует, когда шафитов продают с молотка?

– Это клевета, – ответил Али с презрением во взгляде. – К тому же вашему народу нет и не было дела ни до шафитов, ни до нашего города. Дэвабад – всего лишь забава для Аяанле. Вы просто играете с чужими жизнями, сидя в своем Та-Нтри и пересчитывая золото.

– Это касается нас больше, чем ты думаешь, – ответил, сверкнув глазами, Муса. – Зейди аль-Кахтани не захватил бы власть в Дэвабаде без помощи Аяанле. Твой род сейчас не был бы правящей династией без помощи Аяанле. – Уголки его губ тронула легкая усмешка. – Да и потом, чего греха таить… рост преступности и коррупции имеет обыкновение негативно сказываться на бизнесе.

– Ну наконец-то.

– Нет, дело не только в этом, – покачал головой Муса. – Я в растерянности. Думал, ты с радостью ухватишься за такой шанс. Лично я от горя с ума сошел бы, если бы мне запретили возвращаться на родину. Уверен, я бы сделал все возможное, чтобы вернуться к своей семье. А твоя семья… – Его тон смягчился. – Дела у них обстоят не лучшим образом.

Тревожное чувство пробежало по спине Али.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты хоть представляешь, как твоя мать восприняла твою ссылку? Будь благодарен, что в ответ она решила развязать всего лишь торговую войну, а не настоящую. Говорят, сестра твоя несчастна, а твой брат твердо вознамерился утопить себя в бутылке, а твой отец… – Муса замолчал, и Али заметил, как тщательно он подбирал слова, когда продолжил. – Твой отец – злопамятный мужчина, и в этот раз гнев его пал непосредственно на шафитов, которые, по его мнению, и подстегнули тебя к мятежу.

Али поморщился – последние слова угодили в самое сердце.

– Я ничего не могу с этим поделать, – заверил он. – Я пытался, неоднократно, и всякий раз в результате страдали те, кто мне дорог. А теперь и подавно: я растерял всю власть, которой обладал когда-то.

– Растерял? Ты, Ализейд-победитель-Афшина? Одаренный принц, в чьих руках расцвела пустыня, и которого сопровождают наиотважнейшие воины Ам-Гезиры? – Муса смерил его взглядом. – Ты недооцениваешь притягательность этого образа.

– Конечно, я ведь знаю, что многое из этого полная чушь. Я не вернусь в Дэвабад. – Али направился ко входу, чтобы позвать товарищей обратно в зал. – Это мое окончательное решение.

– Ализейд, пожалуйста… – начал Муса, но вовремя замолчал, когда к ним присоединились остальные.

– Мой кузен приносит свои извинения за злоупотребление гостеприимством Бир-Набата, – объявил Али. – Он продолжит свой путь на рассвете и дарит нам пятую часть своего товара в качестве компенсации за наши затраты.

Муса резко повернулся к нему.

– Что? – горячо воскликнул он по-нтарански. – Ничего подобного!

– Я выпотрошу тебя, как рыбу, – пообещал Али на том же диалекте и снова перешел на джиннский. – …