Опустевшая телега уехала, и к ним подошла темная фигура, в которой Гвен, несмотря на одежду, закрывающую все, кроме глаз, опознала существо тоже женского пола: по тонкой переносице и обрамленным длинными ресницами глазам.

– Я Смотритель Один Один. Говорить на ваш язык, – произнесла женщина свистящим, неуверенным голосом. Те двое, что везли их в телеге, понятными словами не разговаривали, только перебрасывались звуками, будто какие-то птицы. – Все объяснить.

Гвен снисходительно прослушала невнятную и полную бессмыслицы речь женщины в маске. Оказалось, что темные фигуры называют сами себя Ястребами, потому что умеют превращаться в ястребов (подумаешь, достижение, мать Гвен еще и не такое умела). Они взяли земли золотых магов себе (разве так можно?), уничтожили места силы (что?!), а детей переместили вот в такие Селения, где все они до подросткового возраста будут достойно трудиться, в данном случае – прясть, а после отправятся в игровое Селение и будут играть там в очень интересную игру (какая-то ерунда). Золотая магия побеждена и запрещена, сбежать из Селения невозможно, а за любые нарушения Ястребы иссушат, то есть отберут саму искру жизни (да ладно, кто ж так поступает!).

Другие девочки от таких новостей нашли в себе силы заплакать, хоть для анимы это и вредно, но Гвен только задумчиво покивала. Пока что все выглядело, конечно, безумно, но очень удачно: боялись не только девочки, приехавшие с ней, но и те, что жались у домов вдалеке, молча наблюдая за новоприбывшими. Страха и уныния тут было столько, сколько в родной деревне за всю жизнь не отыщешь. Гвен улыбнулась и широко, с удовольствием зевнула. Смотритель Один Один глянула на нее с неодобрением, и Гвен запоздало прикрыла зевающий рот рукой.

– Извините, – добродушно сказала она, захлопнув челюсти. – А у вас ткань на лице, наверное, как раз для этого, да? Зевай, сколько влезет, и даже руку поднимать не надо!

Смотритель Один Один моргнула, медленно, как сова.

– Вы трудиться на благо Империи, начало – завтра утро, – сказала она, с трудом отведя от Гвен какой-то непонятный взгляд. – Имена говорить нельзя, завтра всем присвоить номера. Спать все в разные дома. Я отвести.

Дочка плотника рядом с Гвен тихо, безнадежно заплакала, и та пихнула ее в бок.

– Ты уже и так вся распухла, – прошептала Гвен. – Ну, не плачь! Аниму беречь надо.

Она испытывала непреодолимое желание коснуться руки соседки и передать ей немного анимы, чтобы та перестала лить слезы и вспомнила, как хороша жизнь, но все запасы теперь хранились в чайке, и Гвен изо всех сил затолкала поглубже панику от внезапной мысли: какая же она теперь волшебница, если у нее нет магии?

Всех младенцев Смотритель нагрузила на руки четырем девочкам постарше и куда-то их повела, так что Гвен решила воспользоваться ее отсутствием.

– Давай я тебе очень смешную шутку расскажу, а ты меня поблагодаришь? – с жаром забормотала Гвен, дергая плачущую соседку за рукав. – Это мне Ульвин рассказал, слышал от кого-то из лесных. Заходят однажды в лес кот, бык и гусыня, а бык и говорит…

Но бедняга только пуще заревела. Она уже, кажется, не могла остановиться, и Гвен зашептала что-то успокаивающее, как делала мама. Потом еле слышно запела колыбельную, потом скорчила смешную рожу, но это тоже не помогло, наоборот – заслышав тихое пение Гвен, к рыданию присоединились все, кто стоял вокруг, и Гвен растерянно замолчала. Все оказалось немного сложнее, чем она представляла.

– А можно спросить? – обратилась Гвен к Смотрителю Один Один, когда та вернулась и повела ее и еще человек пять к одному из домов. – Нас когда отпустят?