Но я только облевал его кроссовки, и он кинул меня на землю. Я корчился у его ног и изрыгал желчь, потому что желудок был уже пуст. А он харкнул на траву в сантиметре от моего носа и уселся на край скалы, свесив ноги. Может, он хотел таким образом вылечить меня от боязни высоты, но я думаю, что он просто конченный маньяк, который кайфовал, издеваясь надо мной. Мне было лет пять.

И обо всём этом я рассказывал Инге сквозь кислый вкус рвоты, лежа на гальке крыши, а она отпаивала меня водой из бутылочки. Судьба у меня такая: постоянно обсираться рядом с этой женщиной. Я поморщился, и висок стянуло. Твою же ж мать, я ещё и плакал… Саттаров, сука, кругом прав. Я вообще себя не контролирую.

Инга достала из сумочки длинную сигарету.

– Будешь?

Мы уже сидели плечом к плечу на гальке, привалившись к бортику.

– Давай, – кивнул я, – не знал, что ты куришь.

Я затянулся из её пальцев. Она тоже сделала затяжку и выпустила струйку дыма.

– Я, как сказал герой в старой комедии, курю редко и только после секса.

– А у нас был секс? Я б заметил.

Она рассмеялась.

– Не в физическом плане, но такой катарсис… Ощущение, как будто был.

Наши ощущения совпали.

– Юл… Прости, но дурацкое имя.

– Согласен, – горько усмехнулся я. – Тяжело, когда предки с головой не дружат. Я думал сменить, и забил. Хоть не Алёша.

– Дай угадаю. Мама сохла по Юлу Бриннеру.

– Она не настолько старая. Хуже… По Гаю Юлию Цезарю. Но от Гая что-то её удержало.

Инга прыснула, потом прислонилась щекой к моему плечу.

– Теперь я вижу, ты живой.

– Чтобы стать живым надо обосраться?

– Да… Бывает, этого достаточно. Ты так боишься показать свою слабость, что готов свалиться с небоскрёба. Страх обнажить свои недостатки – это тоже слабость.

– Я привык. У нас только дай слабину – разорвут. Быть женщиной, поверь, совсем неплохо.

Инга поднесла сигарету к моим губам.

– Уверен, что банка с ядовитыми жабами лучше стаи волков?

Я потянулся к ней, взъерошил носом чёлку.

– Ин, пойдём вечером погуляем? Просто побродим по улицам.

Инга затянулась, выпустила дым.

– Шеф сказал, что ты попытаешься ко мне подкатить.

– Зачем?

Она хмыкнула.

– Мы с тобой как два актёра с одним сценарием в руках. Кидаем реплики по очереди, отлично зная, что в финале. Хочешь повторить свой вопрос?

– Нет.

Мы помолчали.

– С физиологической точки зрения у меня мог бы быть сын твоего возраста.

– Но у тебя его нет.

Это было грубо, но я положился на интуицию. Я буду нести сейчас всё, что приходит мне в голову. В таких разговорах лучше не думать.

Инга достала ещё одну сигарету, раскурила её.

– У меня его нет…

Она протянула сигарету мне, но я отвёл её руку.

– И что ты хочешь?

Она пожала плечами:

– Ничего. Сейчас просто хочу побродить по улицам с тобой.

Я шёл к себе в кабинет и улыбался. Отличная история про отца получилось. Инга оценила.

Мой отец был из редкой породы забитых гуляк. Слизняк со смазливой мордахой, никому не мог отказать. Его затаскивали к себе бабы разной степени потрёпанности, он послушно шёл за ними, всё время боялся, что спалится, от страха пил, по пьяни палился. Мать выковыривала его из чужих квартир и гнала домой ссаными тряпками. А в один момент теми же тряпками выгнала его из нашей квартиры. Какие, на хрен, горы?

Но, когда, или если… Когда мы выпутаемся из этой ситуации, я найму себе крутого инструктора по скалолазанию, и избавлюсь от этого страха навсегда.

Лучшая политика – это честность, и ни к чему смеяться, я абсолютно серьёзен. Господь всемогущий и все 12 его апостолов! Как же с ней тяжело! И как интересно. Каждый день сплошное фехтование на рапирах: выпады, уходы, точечные уколы, и снова в изящную стойку: ангард… алле… батман… туше… туше… ретур… Ангард!