– Нельзя, – шептала она ему в ухо и прятала мокрые глаза в его волосы. – Любимый, пожалуйста, – и ещё крепче прижималась к нему.

Марат распахнул высокую дверь, увидел двуспальную кровать в проёме. Старомодную, антикварную, с парчовым балдахином и золотыми шнурами. Он бережно положил Саби на покрывало. Из её глаз текли слёзы, но она не могла сопротивляться. Мужской голос в её голове говорил на пушту, читал молитву, но звук рвался, пропадал, его сносило ветром. А потом и вовсе затих. Марат стянул футболку, лёг рядом.

– Саби… – позвал он её.

Она повернула голову. Он пальцем стёр слёзы.

– Любимая…

Он поцеловал её в губы. Она легла на его руку, прижалась всем телом.

– Любимый…

Саби грустно посмотрела ему в глаза.

– Мне нельзя, правда. Отец узнает и убьёт. И тебя, и меня. Это не шутка…

Он потёрся носом о её щеку, прижал к себе крепко-крепко.

– Это глупости, откуда они узнают?

– Меня регулярно осматривает гинеколог.

Марат отстранился, заглянул ей в глаза:

– Ты серьёзно?

Она кивнула.

– Они больные?

Она замотала головой:

– Не говори так, пожалуйста.

– Саби…

Он рукой прижал её голову к плечу.

– Бред какой-то, – прошептал он ей. – Но мы ведь что-нибудь придумаем?

Саби неуверенно кивнула.

¶

– 12:32: Активация прошла штатно.

¶

– Лови, – связка ключей взлетела в воздух. Рыжий пацан словил её на лету.

– Как всё прошло? – спросил он, ехидно улыбаясь.

– Офигенно! – ответил Марат. – Траходром у тебя охренеть можно. С покрывалом.

– Балдахином, – поправил рыжий, скривившись. – Бабка ёбнулась, графиню из себя корчит.

– Это чё, старухина койка?

– И чё?

– Да ничё. Ну ладно, спасибо, брат, выручил. Бывай!

Рыжий проводил взглядом Марата и скрылся за деревьями. В квартире давно умершей бабушки он залез, не разуваясь, на кровать и из складок полога вытащил экшн-камеру.

¶

Лес солнечных копий пробивал густые кроны над головой. Босая девочка с мокрыми глазами, шатаясь, брела между ними. Острая разрывающая боль немного притупилась. Она давила и мучила её, как уставший, но ответственный палач.

Саби не могла купить обезболивающего, не могла обратиться к врачу. Наличных не было ни копейки, а каждую покупку по карте контролировал отец. Девочка настолько не умела врать и настолько его боялась, что любой разговор закончился бы признанием, а это конец.

Больно. Уши горят, и щёки, как будто все уже знают, как будто на её лбу написано большими буквами, что она сделала, и стыд выжигает её изнутри. Сердце сжалось и, обжигаясь, гонит кипяток по венам.

Она держалась, долго держалась, но не смогла. Она – орех, Марат расколол её ножом, целой она больше не будет. Никогда. Он расколол, а она распахнулась, потому что тоже долго этого ждала. А сейчас ей больно и противно. Это пройдёт. Надо перетерпеть, и жить дальше, как будто ничего не случилось. Через неделю осмотр у гинеколога. Очередной осмотр, который подтвердит, что ничего не изменилось.

«Амир 25Бехзад, Ваша дочь невинна».

Перетерпеть и жить дальше. Почему никто не сказал, как это больно и грязно?

Из-за дерева показался край скамейки. На спинке сидел Марат. Саби остановилась. Тот человек, о котором она думала и днём и ночью, был рядом, но она скорее умерла бы, чем подошла к нему сейчас. Так странно. Это тоже пройдёт?

В той квартире, на старинной кровати с балдахином, внезапно всё изменилось. Их чистая любовь покрылась коркой грязи, но почему Саби показалось, что всю эту грязь она втянула в себя, а Марат остался чистым? Это несправедливо.

Саби прижалась к дереву.

Рядом с Маратом сидели его друзья, ещё двое топтались напротив. Марат окутался клубами дыма и хрипло рассмеялся: