– Ночная версия, – усмехнулся Брен. Поставив лампу рядом с волком, сказал ему: – Не опрокинь, серый! Книги принесу попозже.
Я окинула зверя взглядом. Несмотря на утренний оборот, кровотечение не открылось, хотя бинты были сорваны везде, кроме лапы. Более того, раны затянулись молодой розовой кожицей и начали зарастать шерстью. С такой способностью к регенерации ему, действительно, понадобится день-два, ну, может три.
– Теперь ложись и спи, – сказала я, глядя в зеленые глаза. – Еда и сон – лучшие лекарства, помнишь?
Отойдя к стене, волк улегся на лежак и положил морду на лапы.
Мы с Бренноном вышли из кладовой. Помощник достал из кармана старинный ключ и запер комнату, пояснив:
– Чтобы не шлялся, где не нужно.
– Как утром? – пробормотала я, вспомнив давешнее происшествие.
Все-таки тетя Агата была права – незнакомец отлично сложен! Великолепная рельефная мускулатура и никаких излишеств. Такими в учебниках истории рисовали вождей древних племен…
– Какие планы на сегодня? – поинтересовался Брен. – Мне сопровождать тебя?
– Нет, благодарю, – с трудом прогнав из грез мускулистое видение, ответила я. – Здесь я в безопасности, ты же знаешь. Хочу сходить в деревню, пообщаться кое-с-кем. Вот только позавтракаю и поздороваюсь с бабушкой. А ты отдыхай.
По губам Бреннона скользнула улыбка – он явно знал, как провести время отдыха!
В минуты душевного раздрая он до сих пор называл меня «лисенком», как однажды назвал девчонку, которую защитил от преследователей. Но Бреннон Расмус и сам походил на лиса – огненно-рыжий, лохматый, с прищуром, полным лукавства. Его зелено-карие глаза подмечали любую мелочь, будь то незапертое окно или кошелек, небрежно засунутый в чей-то карман. Он мог вскрыть любой замок, используя все, что под руку попадалось: шпильку, ножик, спицу. Он быстро соображал и двигался, а бегал так, что за ним редко кто мог угнаться. И, несмотря на внешне не очень крепкую фигуру, отличался удивительной физической силой. Если честно, я его обожала. Как брата, о котором всегда мечтала, хотя брат у меня был – Алаберт, младше меня на пять лет, родился во втором браке моей матери, но родными мы так и не стали.
Покинув башню, мы с Расмусом отправились каждый по своим делам.
Прежде чем посетить столовую, я поднялась на второй этаж донжона и постучалась в бабушкины покои. Она вставала рано – сказывалась возрастная бессонница. Утренние часы тратила обычно на разбор почты.
– Входи, Эвелинн, – услышала я ее голос и улыбнулась – она по стуку определяла, кто за дверью.
Я вошла.
Герцогиня Воральберг, полулежа в огромной кровати, просматривала письма. Из чашечки тончайшего кармодонского фарфора, стоящей на накроватном столике, доносился слабый летний аромат.
Она взглянула на меня, приспустив очки.
– Как спалось, дорогая? Что-то ты бледная с утра.
Несмотря на возраст – ей недавно исполнился семьдесят один год – бабуля не утратила ни прежней внимательности, ни прозорливости, которая, как поговаривали, была свойственна всем урожденным Кевинсам.
– Сильно устала с дороги, – ответила я, поцеловала ее и присела на край кровати. – Меня укачивает, ты же знаешь.
– Надо было воспользоваться онтилетом, – поморщилась она. – Ты долетела бы из столицы всего за день, а не тряслась бы по ухабам целых три!
– Не люблю летать, – виновато ответила я.
Это была правда. Но никто не догадывался – почему именно я не любила летать.
– Бояться высоты для рожденной в Норрофинде – верх глупости! – фыркнула бабушка.
– Я не боюсь высоты, – пожала плечами я. – Тут другое…