– Вот сука тупая, – говорю я довольно громко, так как она все равно не слышит.

«Девятка» сдает задом, водительское окно опускается, и оттуда высовывается голова девушки:

– Сам ты урод тупой, – отвечает она и резко трогается.

– Ха-ха-хаа, – ржет Васька, – во дает, а? Нормально она тебя, а?

– Ничего смешного, – говорю я ему и вылезаю из мусоровоза.

– Антох, ты чего обиделся, а? – Васька вылезает вслед за мной. – Ну ладно, прости, а?

– Нормально все, – я сажусь в свою машину.

– Антох, скажи по-честному, – Васька подходит к моей двери и опирается на стойку машины, – а по телику вообще правду говорят или все пиздеж?

– Вообще говорят. Иногда, – сухо замечаю я.

– А как узнать, что правда, а что вранье? – Василий делает настороженное лицо.

– Вслушиваться нужно внимательнее. Все, Вась, поехали, а то я совсем опоздаю.

– Ну ладно, спасибо. Хотя я все равно ничего не понял. Покеда, – Васька махнул мне рукой и понуро поплелся к своему мусоровозу.

– В этом и есть наша работа, – шепчу я, – чтобы ты ничего не понял.

Я веду машину, как угорелый. Пересекаю две сплошных, пару раз проскакиваю на «красный», «подрезаю» какую-то «Газель» и несусь дальше, получая в спину истеричные гудки. Около метро «Белорусская» я «подрезаю» «Москвич» и его водитель орет мне:

– А правила ты учить не пробовал, козел?

– А телевизор в окно ты выбрасывать не пробовал, придурок?

Такого поворота он явно не ожидал. Он удивленно пялится на меня и говорит:

– А при чем тут телевизор?

– А при том! Я на телевидении работаю. Если ты на работу опоздаешь, это говно вопрос. А если я – то вечером полстраны без новых программ окажутся.

– Во как… – мычит мужик.

Вот он – тот редкий момент, когда твоя работа вызывает отклик в сердцах зрителей. Работа на телевидении – то немногое, что способно вызвать уважение у окружающих. Практически в любых ситуациях меня это выручает. Нет того человека, которой остался бы равнодушным, узнав, что беседует с телевизионщиком. Телевидение передает свою магию всем, кто прямо или косвенно связан с его работой: от ведущего до мастера по починке телевизоров. Благодаря этой теме можно развести любого, кроме, пожалуй, работника ГИБДД. Ну, у тех свое ежедневное реалити-шоу «Алчность», перед которым меркнет очарование любой телепередачи.

– Вот так… – отвечаю я.

Какое-то время мы едем рядом и водила «Москвича», пользуясь случаем, удовлетворяет свое любопытство:

– Слушай, мужик. А я тебя где-то видел. Точно! Лицо мне твое знакомо. Ты случаем не в «Аншлаге» работаешь?

– Ну, бываю там иногда, – уклончиво отвечаю я.

– А скажи, нельзя там Коклюшкина почаще ставить? Или эту бабу, как ее… Елену Воробей? Она нормально так хохмит.

– Мы как раз расширяем программное время «Аншлага», – натянуто улыбаюсь я, – так что их обязательно больше будем показывать. Вы извините, я тороплюсь.

– Понимаю, – мужик поднимает свое стекло. Я ускоряюсь и слышу, как он мне приветственно гудит вслед.

Вот люди, а? Если бы сказал, что на «Культуре» работаю или в новостях, то такого внимания не получил бы. А «Аншлаг» – это наше все. Реально, вместо того чтобы ломать голову над сетками вещания, нужно запустить по трем федеральным Петросяна в нон-стопе, а в перерывах давать рекламу и новости села. И вся аудитория навеки наша. Я останавливаюсь на светофоре и вижу, как ко мне снова подъезжает мужик и опускает свое стекло: «Да как же ты заебал», – думаю я.

– Это… мужик… я че хотел тебе сказать, – лицо его снова стало агрессивным.

– Да поставим мы сегодня твою Воробей, поставим, не волнуйся.

– Не, обожди, я не про то. Я че хотел сказать-то. Вы заебали со своей рекламой, понял? В натуре, смотреть невозможно. Одни, блядь, «памперсы» да «тампаксы». Вы че, думаете, мы нанялись вашу рекламу смотреть?