– Боюсь, она слишком юна. – Мистер Фолкерк старался говорить серьезно и убедительно, словно их разговор шел на равных.

– Приди вы месяцем раньше, то застали бы тут Мэй. Вот она бы вам точно подошла! Ей двенадцать, но ростом она почти с меня. Мэй – хорошая работница и не привыкла унывать. Никогда не слышала, чтобы она ныла или жаловалась.

– Но Мэй здесь больше нет. К тому же она тоже не подходит по возрасту. – Сказав так, мистер Фолкерк понял, что выбил оставшуюся почву из-под ног Тары. И ему захотелось ее как-то утешить. – Не переживай, Тара, – улыбнулся он ей. – Путешествие в Шотландию наверняка будет для тебя интересным. Тебе понравится, вот увидишь!..

Но Тара теперь смотрела на него с настоящим отчаянием.

– Когда мне придется… уехать, сэр?

– Сегодня после обеда, – вздохнул мистер Фолкерк, несколько огорченный, что развеселить Тару ему не удалось. Ну что тут поделаешь… Он выполняет чужую волю, значит, и она тоже должна подчиниться ей, как и он. – Я заеду за тобой в третьем часу.

– Ох, сэр…!

В этом восклицании было столько чувств сразу, что оно оказалось трогательней любых слов. И тихо, так тихо, что он едва мог расслышать, Тара спросила:

– Я ведь не могу отказаться… нет?

– Нет, Тара, не можешь, – твердо и глядя ей прямо в глаза, сказал мистер Фолкерк. И объяснил: – Этот приют принадлежит его светлости герцогу Аркрейгскому. Если он решит затребовать кого-то из проживающих здесь сирот, никто не вправе ему отказать, даже миссис Бэрроуфилд.

У Тары вырвался вздох, исходивший, казалось, из самых глубин ее слабенького существа. Но слабенького лишь физически – в ней чувствовалась большая душевная сила и стойкость.

– Я буду готова, сэр, – негромко вымолвила она.

Мистер Фолкерк не мог не восхититься тем мужеством и чувством собственного достоинства, которые не позволили ей и дальше настаивать на своем. Повернувшись, он направился в сторону коридора. Уже прикрывая за собой дверь, он услышал сзади многоголосый и радостный детский крик:

– А теперь сказку! Сказку! Ты обещала нам сказку!

Мистер Фолкерк осторожно зашагал вниз по лестнице, не без оснований опасаясь, что пришедшие в негодность ступени могут не выдержать его веса. Впрочем, ему удалось спуститься безо всяких происшествий. Подхватив шляпу и набросив на плечи плащ, он решительно направился к входной двери. У него не было ни малейшего желания продолжать беседу с миссис Бэрроуфилд. К тому же он подозревал, что та давно успела уснуть в своем кресле, переваривая выпитое, сказанное и услышанное.

Оказавшись на улице, он еще раз взглянул на приют. Вне всяких сомнений, зданию настоятельно требовался ремонт: краска на рамах давно облезла, дверь выглядела просто ужасно, дверной молоток почти почернел без необходимой ему полировки… Герцогиня Анна пришла бы в неописуемый ужас, мелькнула у него мысль. И он тут же пообещал себе, что непременно займется всем этим, как только получит разрешение на то герцога.

Прошло три четверти часа, прежде чем Тара кончила забавлять малышей. Она рассказала им не одну сказку, а целых три подряд, и все три истории они слушали, пораскрыв рты. Тара обладала несомненными художественными способностями, и дети почти наяву представляли себе все, о чем она им рассказывала. Она говорила голосами животных, гномов, фей и принцесс, голос ее был то добрым и бархатным, то резким и пронзительным, почти оглушительным, так что даже не зная сути и не поняв слов, по одной только интонации и тембру голоса можно было понять, злой персонаж, от имени которого она сейчас говорит, или добрый. И еще она пела. В каждой сказке была своя песенка, их придумывала Тара сама – и мелодию, и слова. Стихи к песенкам были не менее увлекательными, чем сами сказки, а сказки ее, при том что она оставалась верна сюжету, каждый раз отличались новыми подробностями и деталями. Импровизировала Тара легко, словно ночью где-то витала в мечтах, а наутро рассказывала детям о том, что видела и что слышала.