Чем дольше на ферме работаю, тем больше убеждаюсь: самый страшный зверь — человек.

Я заканчиваю чистить стойло, а Фёдор раскидывает опилки по полу.

— Мишке вольер не готовили ещё? — спрашиваю конюха.

— Марина сказала обождать, — он пожимает плечами. — Кто знает, выживет медведь или нет.

Стою как ведром ледяной воды облитая… «Выживет или нет?» — к горлу подкатывает комок горечи.

— Я ушла, — выхожу из конюшни и быстрым шагом иду к клетке.

Мне навстречу шагает Михал Иваныч.

— О, Динка! Ты к медведю?

— Ага! — пролетаю мимо, торможу и сдаю назад: — Что ветеринарша?..

— Всё сделала, что положено — лекарства-шмыкарства. Обещала, что к вечеру бодрее станет. Короче, всё путём.

— Надеюсь, — машу Михаилу рукой и бегу к клетке.

И чем я ближе к зверю, тем медленнее мой шаг. Иду, дрожу. И непонятно — от чего? Эмоции через край — все в кучу.

Мишка лежит в той же позе, что и вчера. А у меня, как и вчера, до боли сжимается сердце.

— Привет, — выдыхаю.

Медведь ведёт ухом, отрывает голову от пола. На шерсти остаётся окровавленная солома.

— У-у-ух… — снова почти человеческий вздох зверя.

Хочется сунуть руку между прутьев, дотронуться до мягкой густой шерсти.

— Как ты? — спрашиваю, будто животное может ответить.

А он возьми, да ответь! Не словами, конечно — моргает, а я вижу в этой звериной микромимике — «Всё хорошо».

Мать моя! Я схожу с ума!

— Не смотри на меня так, — делаю шаг назад. — Ты меня пугаешь.

— У-ух, — выдыхает медведь.

Вибрация смартфона в кармане заставляет меня вздрогнуть. Мама звонит. Наверняка хочет убедиться, что дочь метнулась с утра кабанчиком к Константину мириться. На звонок я не отвечаю — сбрасываю.

Злость берёт. Хочется сломать что-нибудь. Почему она не понимает, что я не буду счастлива с тем, кто нравится ей, а не мне?!

— Как у вас — животных — всё просто, — я присаживаюсь на траву рядом с клеткой. — Вы вообще не паритесь, всё на инстинктах, — сама не замечаю, как сую руку между прутьев, перебираю пальцами шерсть на голове мишки. — А у людей что? Капец у людей. У меня он в квадрате. Ты не знаешь, зачем я с Костиком встречаться начала?.. Не знаешь. И я не знаю. Наверное, потому что маме моей этого хотелось. Стал бы ты спариваться с самкой, потому что твоей маме она вкатила?..

Зверь выдаёт что-то похожее на «Не-а», и я прихожу в себя. Ох, ёлки-палки! Выдёргиваю руку из клетки, а мишка смотрит на меня с непониманием, типа — какого фига? Отползаю на попе от клетки, он глядит… Очень говорящий взгляд, я в мыслях целый монолог из него составила.

Так!

— Мне пора, извини, — оправдываюсь зачем-то, встаю и быстро иду к конюшне.

Вот так люди с ума и сходят. Сначала кажется что-то, а потом голоса в голове появляются. И это я ещё под успокоительным!

5. Глава 4

Шашлык вкусный, но упорно встаёт поперёк горла, и вино не лезет — настрой у меня не тот. Мыслями я где-то в районе психбольницы. Мишка этот со своими человечьими замашками… Нет, не мишка. Это всё у меня в голове происходит.

— Дин, останься, а? — канючит Федя. — Боюсь я с ней один.

Я смотрю на конюха и качаю головой — нет. Фёдор уже полчаса уламывает меня переночевать на ферме — лошадь ещё не родила.

— Мне завтра к первой паре в универ, — с сожалением поджимаю губы. — Прости, Федь.

— Да-а, ай! — он хмурится, машет рукой и идёт, уговаривать бабу Машу остаться.

Не уговорит. Марии Петровне внука надо с утра в сад вести. Про Марину и Михаила тактично молчу — у них личная жизнь налаживается.

— Если что — мне звони, — пытаюсь утешить конюха перед тем, как слинять домой. — Ладно, Федь? — трясу его за плечо.