Но Игоря было уже не остановить. Трепетно вынашиваемый им со вчерашнего вечера скандал наконец-то разразился, и теперь он с упоением отдавался своему гневу.

– А знаешь, почему я пью? Потому что меня не ценят в собственном доме! Презирают! Ухмыляются потом, косточки перемывают! Думаешь, я не знаю, зачем ты к матери постоянно бегаешь? Надо мной поиздеваться! Ну, выпил, а кто бы не выпил на моем месте?

– Игорь, это уже просто смешно…

– Это все вы, ты и твоя мамаша виноваты!

– Я ухожу. Вечером поговорим, когда протрезвеешь.

– Я еще с тобой не закончил!

– Зато я закончила, – Аня лихорадочно собиралась. На кухне продолжался возмущенный монолог мужа.

– Снова будете меня в грязи валять, да? Игорь то, да Игорь сё, да? Знаю я вас! Вам бы только потрепаться! Не смей никуда уходить! Я тебе запрещаю, слышишь? Запрещаю!

Аня схватила ключи с тумбочки и как можно скорее покинула квартиру. Сердце заполошенно билось в груди, к глазам подступали слёзы обиды.

Она вышла из дома и пошла к автобусной остановке. Уже на полпути Аня вспомнила, что шарлотка, приготовленная для мамы, так и осталась на подоконнике.

Возвращаться за ней она не стала.

– Привет, мам. Прости, я сегодня без гостинца, как-то замоталась вся и ничего не успела приготовить, – сказала Аня, когда Зинаида Павловна открыла ей дверь.

– Привет, дочка! Ну и Бог с ним, с гостинцем, главное ты пришла. Проходи, проходи, – засуетилась мать. – Я вот и чай уже поставила и банку варенья открыла. Хочешь, блинчики постряпаю, какие ты в детстве любила?

– Хочу!

Они сели пить чай за стол в гостиной. Аня вспомнила, как в детстве каждый вечер делала домашнее задание за этим столом. Над ним висела старомодная лампа под зеленым абажуром, рассеивая тихий уютный свет. Расстелили чистую скатерть, мать принесла заварочный чайник и чашки, сливовое варенье разложила в маленькие аккуратные розетки.

И вот все эти наивные предметы, эти розетки, эти кружки со старомодными цветочками вдруг показались Ане такими милыми и родными, особенно по сравнению с жутким ухмыляющимся смайликом на кружке мужа, что она вдруг расплакалась.

– Что с тобой, дочка? – испугалась Зинаида Павловна. – Что случилось?

– Ничего, мама, – всхлипывая, ответила Аня и улыбнулась сквозь слезы. – Просто устала немного. Ничего, сейчас все пройдет.

Мать не стала допытываться, а просто подошла и молча обняла дочь. Аня зарылась лицом в ее старенький халат, и ей стало так тепло и безопасно, как не было уже очень давно.

Возвращаться домой, к Игорю, совсем не хотелось, и Аня просидела у матери до вечера. Они пили чай и болтали обо всем, как соскучившиеся в разлуке подружки.

Обратно Аня шла с появившейся тяжестью на сердце. И с каждым шагом, который приближал ее к дому, этот груз только усиливался.

Было уже поздно, и за окнами синел тенями вечер, когда Аня вернулась домой. В квартире стоял кисловатый запах разлитого пива, Игорь сидел в гостиной и в темноте смотрел телевизор. Экран бросал синеватые блики на его опухшее лицо.

– Чего так долго? – пробурчал муж, не отрывая взгляда от телевизора.

– Прости, пришлось задержаться.

– Чтобы в последний раз такое, поняла?

Аня ничего не ответила и прошла в кухню. Обед был съеден, как и шарлотка: на подоконнике стояло пустое блюдо. Аня подняла его и отнесла в раковину, включила воду и начала отмывать.

Внезапно, не закончив начатое, она бахнула блюдом по столешнице, выключила воду и вернулась в гостиную, вытирая руки.

– Игорь, – сказала она. – Я хочу подать на развод.

Развод прошел не безболезненно, но, в принципе, терпимо. Аня съехала от Игоря в съемную квартиру. Она возобновила близкие отношения с матерью, и, по ставшей теперь доброй традицией, привычке заходила к ней в гости каждые выходные.