Седой меня слушал с лицом доктора в психлечебнице, но к концу моего монолога, всё же, не выдержал и заржал:
– Конечно, аж целых три месяца, – повторил он, сквозь смех и слезы.
– Знаешь, Док, вот хороший ты мужик, но только действительно, с головой у тебя непорядок. Ты такое больше никому не говори, ладно? Не зарабатывай себе славу блаженного, тебе ведь ещё в секретке работать. Давай лучше по пятьдесят конины, пока я со смеху не сдох! А с твоим скреббером мы что-нибудь придумаем. Лады?
Конина была хорошей, и зайду наперед месяца на три: сдружились мы с этим человеком очень даже крепко. Так вот…
8. глава 7
Первое, что во мне проснулось, это был слух. Я услышал жужжание какого-то крупного насекомого.
Потом я почувствовал во рту ириски с чудовищно гадким вкусом и сушня-я-як! Чудовищный такой сушняк. Во рту кошки нагадили, язык к нёбу прилип, обоняние уловило запах перегара, и меня затошнило. Глаза разлепил с великим трудом, постепенно, свет был крайне неприятен. Как ни странно, но голова не болела.
Сфокусировал зрение – деревянный потолок.
Лежу на чём-то мягком, кажется, это диван. Нащупав на поясе флягу, выдохнул с облегчением:
– Живу... – и, чуть приподнявшись на локте, принялся поглощать спасительную жидкость.
Вставать боялся по той причине, что не знал, в какую сторону бежать, а блевать на неизвестно чьём полу крайне неприлично. Но мочевой пузырь, всё-таки, заставил подняться.
Сижу, гляжу по сторонам.
Рядом журнальный столик очень странного вида: перевёрнутый пень, залитый прозрачным голубым материалом, типа стекла, или смолы, раскинутым корневищем держал прозрачную столешницу, из такого же материала, впившись в неё корнями. На столешнице лежала газета, по которой ползала огромная чёрная муха.
Угловой диван немалых размеров, на котором я спал, стоял посередине комнаты. Сама же комната не превышала девяти метров в длину. Стены и пол тоже из дерева. Деревянная лестница с резными перилами. Ковёр. Ого, какой огромный ворс!
Посмотрел на свои ноги.
Босой, ноги по щиколотку в ковре. Вот это кайф!
Подняв глаза, нашёл дверь прямо по курсу, кажись, входная. Не то.
Покрутил ещё головой по сторонам. Ага, кажется, вот она, заветная дверь в столь желанный отсек с ″ватерклозетом″.
Пол шатается немного, земля чуть проваливается под ногами, забыл, это же ковёр, блин. Зашёл в дверной проем под лестницей.
– Бинго!
И душ! И туалет! И кран с водой! Какая прелесть!
Минут через двадцать вышел посвежевшим и почти человеком.
А где, интересно, мои вещи? И где я сам?
– Аа-у-у?! Есть кто дома?! Лю-ю-ди-и?!
А в ответ тишина, и только муха со своим бесконечным: – Бззззззз!
Оглядел комнату ещё раз, уже более осмысленным взглядом.
Ага, а вот и кухня. Слева – ещё одна дверь. Куда?
Открыл – темно, протянул руку, пошарил с той стороны по стене, включил свет.
– Опана!
Это оказался гараж, а в нем – моя машина с открытой водительской дверью нараспашку.
– Интересно девки пляшут... все хором и невпопад...
Ворота закрыты, как открыть – не знаю. Где ключи?
– Черт с ними.
Полез в машину искать фляжку с живчиком.
Нашёл.
Отхлебнул пару глотков, снял с пояса пустую, бросил на сидение и побрёл обратно на кухню.
Вышел к, вроде как, входным дверям. Оказалось, они не совсем входные. Я попал в небольшой коридор вроде тамбура с вешалкой, на которой висело две куртки. На полу – тумба с полками под обувь.
Подёргал ручку входной двери – закрыто.
– И что делать-то?
Сунул руку в карман куртки, бездумно, на автомате.
– Опа! Ключи!
Покрутил, повертел связку из трёх ключей, да и сунул первый попавшийся в скважину.