Тысячник провел пальцем по мокрому камню, полюбовался на слой грязи на своих сапогах и… щелкнул пальцем по нагруднику:

– В латах не запрыгну.

– А если и запрыгнете, то поднимете на ноги весь Карс[46], – кивнул принц. – Кроме того, вы привыкли сражаться в доспехах, а не в коже.

– Что ж… Тогда я буду ждать вас у ворот.


Высоченная городская стена Карса напомнила принцу скалы у Кафарского водопада: по ее поверхности сплошным потоком стекали струйки дождевой воды, из узких щелей между каменными блоками, подобно тине и водорослям, торчали травинки, а бездонный ров, воняющий нечистотами, походил на омут, в который так любила прыгать ребятня.

Усилием воли прогнав прочь воспоминания о детстве, он привычно стукнул ладонью по камню, убедился, что крошиться тот не собирается, потом сбросил с плеч бурку и передвинул на грудь перевязь с алчигами.

Вага, возникший из-за его плеча, вскинул голову вверх и удовлетворенно улыбнулся.

«Отличная погода для набега…» – «перевел» его улыбку принц. И кивнул в ответ: – «Ага!»

«Ты – первый?» – жестом спросил побратим.

«Да…» – Неддар вскинул над головой сжатый кулак и описал им небольшой круг.

Из темноты тотчас же выдвинулся конец здоровенной слеги и ткнул его в предплечье.

Представив себе завистливые взгляды вцепившихся в нее воинов, принц усмехнулся, поудобнее взялся за мокрое дерево, поставил ногу в сцепленные «стременем» руки побратима, подпрыгнул… и в мгновение ока взбежал к середине стены. Потом слега остановилась, и принцу пришлось удерживать равновесие на мокрых камнях.

Удержал. Правда, не без помощи тех, кто поднимал слегу. Потом нащупал перекладину, примотанную к слеге в двух локтях от края, и, перебирая руками, сполз чуть пониже, чтобы упереться в нее спиной.

«Все, теперь – алчиги…»

Первый клинок вошел в щель по самую рукоять. И так же спокойно вышел обратно. Пришлось вкладывать его в ножны и доставать другой. Потолще и подлиннее.

Этот пришелся впору. И застрял так, как будто являлся частью стены.

Довольно усмехнувшись, Латирдан набросил на его рукоять кожаную петлю, вдел в нее правую ногу и легонечко наступил.

Алчиг держал. Причем надежно. Поэтому принц перенес вес тела на петлю и нашарил следующую щель.

Стена была скользкой, как лед, а подходящих щелей между камнями – не так уж и много, поэтому по ней приходилось двигаться причудливыми зигзагами. Узенькая полоса между рвом и ее подножием, на которой толпились хейсары, давно пропала в темноте, звуки поглощал непрекращающийся дождь, и в какой-то момент Неддару показалось, что время остановилось. И уже никогда не двинется вперед!

Всадив в стену очередной клинок и накинув на него кожаную петлю, он задрал голову вверх… и расплылся в улыбке: до зубца стены оставалось чуть больше двух локтей.

«Добрался…» – удовлетворенно подумал он, поставил правую ногу в петлю и… промахнулся!

Нет, сорваться он не сорвался – юность, проведенная в горах, дала себя знать. Но… разозлился. На себя. И, мысленно пообещав принести в жертву Бастарзу[47] десяток откормленных баранов, попробовал еще раз.

Стопа встала на ремень, как в стремя. А взгляд тут же наткнулся на подходящую щель.

Бог-воин смотрел на Латирдана, не отводя взгляда: часового на стене не оказалось! Мало того, факел, который должен был освещать этот участок стены, оказался погасшим, и это никого не беспокоило!

Присев, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза, принц чиркнул по предплечью выхваченным из ножен кинжалом, прикоснулся к ране губами и еле слышно прошептал:

– Кровь от крови твоей, Барс!