– Везет мне, как утопленнику, – со вздохом сказала она, стягивая с головы трехслойное покрывало и смахивая потные локоны со лба.
– Главное, дошли, – сказала я и тоже стянула с головы покрывала. Жара стояла невероятная, в Пеларе мы вроде привыкли к жаре, но не к такой, обжигающей сушью и вытягивающей из тебя всю влагу.
– Здесь как с помывкой? – спросил Лиран.
– Плохо тут с помывкой, – ответил Артур, – максимум по тазику воды на каждого, причем это и на помыться и на постираться, если что.
– Ууу, представляю, какими мы будем благоуханным, провоняем потом до костей, – скривилась Татьяна.
– Ничего, мы тут ненадолго, до заката еще два часа, потом охотники уйдут в пустыню, и город притихнет, – сказал Артур, – Правда, ночью я не советую выходить на улицу. Тут всяких извращенцев столько, что лучше не рисковать. А вот ранним утром, на рассвете, и маньяки подустанут, и гуляки еще спать будут, да и в храме наверняка никого не будет.
– А на ночь его не закрывают разве? – спросил Лиран.
– На рассвете смотритель открывает, – ответил Артур. – Тут несколько лет назад случился инцидент, какой то осквернитель пробрался в храм и устроил беспорядок, опрокинул две статуи и изгваздал грязью еще четыре, с тех пор закрывают.
– Ой, и почему у меня такое ощущение, что я знакома с этим осквернителем, – улыбнувшись, сказала я, и Артур в ответ широко улыбнулся.
– Надо же мне было, чтоб контроль за храмом ужесточили, – ответил он. – Ладно, пошли в дом.
Дом у Артура был маленьким, всего три комнаты и кухонька. Плюс летняя кухня и небольшой бассейн в дворике, заполненный песком. Возле дома когда-то росли цветы, но они много лет как высохли и разлетелись пылью во время песчаных бурь. В доме все было запыленным и старым. Мебели не было, только стопки одеял и подстилок. Из посуды несколько мисок и один казан. Вода в небольшом колодце, располагавшемся на кухне, была студеной и вкусной, особенно после уличной жары.
– Этот дом потому так дорого и стоил, что тут есть колодец. Правда об этом никто не знает, о таких вещах тут не принято распространяться, – сказал Артур, когда мы напились и взялись изгонять пыль и песок из комнат.
– А в дом никто не забрался, столько лет никого не было, и никто не залез, – сказала пораженная Татьяна.
– В этом доме раньше жил судья, он по-прежнему считается его имуществом, никто не знает, что он мне его продал, это было условием покупки. А этот судья славится жестокостью своих приговоров, – объяснил Артур.

Рассвет был тихим и холодным, мы бесшумно шли по городу, и нас не покидало ощущение, что за нами следят. На мгновение я увидела мелькнувший черный балахон за поворотом, и мы спрятались в небольшой нише. Мимо нас прошел человек с явно сексуальной проблемой, он что-то бормотал и оглядывался по сторонам, глаза его лихорадочно сияли, и мне его даже стало жалко.
– Не вздумай жалеть его, – прошептал мне на ухо Артур. – Он явно увязался за нами, чтобы нарушить закон. Женщины в бело-желтом неприкасаемые, а он за нами увязался.
– С чего ты взял, что мне его жалко? – удивилась я.
– У тебя на лице все написано, – ответил за Артура Лиран. – Он маньяк и извращенец, тут таких полгорода. Так что отключи жалостливость и включи хладнокровие, а то обязательно вляпаешься, и нас за собой потянешь.
– Да ладно вам шипеть на меня, вроде я не настолько уж наивная, – ответила я им, выбираясь из ниши.
Храм мучеников веры стоял в центре города посреди огромной площади, мощенной полированным мрамором. Тут было девять клумб как раз напротив девяти входов в храм. Он был похож на пирог, который нарезали на девять частей и каждую часть украсили свечкой башни, с которой развевался штандарт святых мучеников.