– Дед! – заорал Батон. – Заткнешься ты иль нет?

Наконец из грядок выбрался и сердитый Атаманов в грязных до самых карманов джинсах и сползшей с плеча тельняшке. Протопав к раскладушке, он ткнул вместо приветствия кулаком в живот Полундру, кивнул Белке и, встав рядом с Натэлой, угрожающе сказал:

– Вот эта – моя. Вопросы есть?

– Сергей! – возмутилась Натэла. – Что за новости?!

Пантелеич одобрительно крякнул и повернулся к насупившемуся внуку:

– Видал, пельмень, как надобно? Завсегда у тебя из-под носа самое приличное уводют…

– Девчонки, идите переодевайтесь, – поспешно сказал Батон. – Классно, что приехали, все вместе мы до вечера точно закончим.

– Слушай, а твой дед, правда, в тринадцать лет женился? – шепотом спросила Белка, косясь на вновь возлегшего на раскладушку Пантелеича.

– Да врет он! В шестнадцать. И то потому, что бабка боялась в девках засидеться… Давайте поживей там, а то правда дождь пойдет.

Когда переодевшиеся в старье девчонки вернулись в огород, Батон тут же перекроил фронт работ. Теперь они с Атамановым копали: поддевали лопатами сухие кусты, выворачивая клубни, Юлька с Натэлой выбирали прямо из-под лопат картошку и бросали ее в ведра, а Белка, надев на свои «музыкальные» пальцы драные Пантелеичевы перчатки, относила наполненные ведра к краю и раскладывала картошку под навесом сушить на расстеленных мешках. Дело пошло споро, ребята прервались только на обед, прямо в огороде уничтожив привезенные Натэлой вкусности, и к сумеркам почти вся картошка с обширного огорода была выкопана.

– Ну, молодцы, ну, команда-ух! – веселился на своей раскладушке Пантелеич. – Один бы я тут до предзимок мучился, да еще б и дожди, как есть погнило б все, а ту-ут… Ох, девки, ох, конфеточки мои!

– Долго еще? – пропыхтела перемазанная до ушей землей Белка, бухая перед Натэлой пустое ведро. – Уже вон темнеет, а нам домой еще ехать…

– Последний куст. – Натэла сидела на корточках и устало смотрела снизу вверх на грязного Атаманова. – Сергей, очень устал?

– Нич-чего. Щас… копну… – Атаманов с размаху вонзил лопату в землю – и замер. Постоял немного, затем озадаченно подвигал лопатой и сказал: – Чего-то того… Не копается.

– Что там у вас? – спросил с соседней грядки Батон. – Лопату сломал?

– Цела твоя лопата. Не роется просто.

– Выдохся?

– Сам ты!.. Тут что-то твердое.

– Кирпич? Да выкинь ты его! Мы с дедом печку летом перекладывали, так теперь по всему огороду…

– Нет, не кирпич! – обозлился Атаманов. – Тут большое что-то. Иди помоги лучше!

Батон подбежал к нему. Заинтригованные девчонки тоже подошли ближе.

– Эй, фонарь возьмите! – заголосил с раскладушки Пантелеич. – Я чичас сам подгребу! Ежели кирпичи, так не швыряйте, аккуратненько кладите, мне крыльцо надо подправлять чем-то…

Атаманов и Батон молча пыхтели, орудуя лопатами: земля летела во все стороны. Девчонки толклись рядом. Пантелеич, забыв про радикулит, мухой слетал к сараю и вернулся с огромным железнодорожным фонарем.

– Чичас мы его установим… Чичас шнур размотаем… Вот! Да будет свет, как боженька наш сказал!

Ударила синяя волна света, и в огороде стало светло как днем. Отчетливо стала видна и довольно глубокая яма, выкопанная Атамановым. А в той яме темнело что-то – не то рюкзак, не то сумка.

– Батон, давай… – севшим от волнения голосом сказал Серега, берясь за ручку. – Мы, кажись, клад нашли.

– Стойте, пацаны! – вдруг завопила Полундра. – А вдруг там того… бомба? Или снаряд?

– Какой снаряд?! – удивился Пантелеич. – С последней войны, что ль? Да нету уж никаких снарядов. Что от фрицев осталось, давным-давно археологи повыкопали. Что ни год, то роются!