Я приподнял блоттер на пару дюймов, что было не так-то легко в резиновых перчатках «плэйтекс». Бывает же, что под блоттером что-нибудь прячут.

– Дядя Фаррел, а если бы у тебя был такой бесценный меч, где бы ты его спрятал?

– В своей бесценной заднице.

Дядя заглянул в соседний офис. Он как будто ждал, что в любую секунду нагрянут полицейские, и уже не на шутку разнервничался.

– Может, он за той картиной над диваном, – предположил я.

– Может, он за той картиной над диваном, – передразнил дядя, но все-таки встал на колени на центральную подушку дивана и аккуратно приподнял картину.

Ответ я знал еще до того, как он сообщил:

– Пусто.

Дядя Фаррел плюхнулся на диван и потер лоб.

Я придвинул кресло ближе к столу и поставил локти на блоттер.

– По-моему, меча здесь нет.

– Заткнись, Эл. Я пытаюсь думать.

– Или он был здесь, а мистер Сэмсон его куда-то перенес.

– Зачем ему это делать?

– Может, кто-то рассказал ему, что замышляет мистер Майерс.

– Может, может, может. Будь твои «может» съедобными, мы бы уже устроили пикник.

– Может, он для нас слишком умный, – предположил я, имея в виду мистера Сэмсона.

– Умный?

Дядя Фаррел вскинул голову и зло посмотрел на меня.

– Помнишь, что я тебе про это говорил? – спросил он. – Быть умником не так важно, как кажется большинству. Хочешь знать, что важнее, чем быть умным? Упрямство. Упрямство и натиск, Альфред, вот путь на вершину.

Дядя опустился на колени и посветил фонариком под диван. Я посмотрел на часы. Окно возможности закрылось.

– Дядя Фаррел, нам надо уходить.

– Я не уйду.

– Нас поймают.

– Я не брошу полмиллиона долларов!

Я попытался рывком подняться из кресла, но пряжка моего ремня каким-то образом зацепилась за край стола и потянула за собой столешницу. Та приподнялась на полдюйма. Пряжка отцепилась, и столешница хлопнулась обратно.

Дядя Фаррел, так и стоявший на коленях возле дивана, посмотрел на меня круглыми глазами и прошептал:

– Вот это да, будь я проклят!

– Тяжелая. Возьми с этой стороны, – сказал я дяде, а сам переставил все, что было на столе, на книжную полку у меня за спиной.

– Святая Луиза, и правда тяжелая, – выдохнул дядя, когда мы взялись за столешницу. – А теперь пошевеливайся, Альфред. Я должен спуститься и встретить копов. Ты посидишь здесь, пока они не уйдут.

Тут я занервничал, мне не хотелось оставаться одному в темном кабинете, но я не придумал, как отвертеться.

Столешница крепилась на петли с передней стороны стола, как крышка огромной шкатулки. Дядя Фаррел сделал глубокий вдох, и мы заглянули под нее.

– Святые угодники, чтоб их! – выдохнул дядя. – Глазам не верю.

Внутри стола была встроена серебряная клавиатура, похожая на кнопочную панель банкомата или калькулятора.

– Это кодовый замок, – сказал я. – Набираешь код, и что-то открывается.

– И какой же код? – спросил дядя с видом, будто вот-вот расплачется.

– Не знаю.

– Естественно, ты не знаешь, Альфред! Я бы не спросил, если бы думал, что ты знаешь.

Дядя взглянул на часы и закусил свою толстую губу.

– Ладно, Альфред, все нормально, – произнес он тем фальшивым жизнерадостным тоном, которым взрослые иногда разговаривают с детьми. – Я иду вниз и встречаю копов, а ты остаешься здесь.

– Остаюсь здесь, а дальше?

– Взламываешь код.

Дядя ободряюще похлопал меня по спине и пошел к двери.

– Дядя Фаррел! – позвал я, но он меня проигнорировал.

Звякнул звонок лифта, и наступила самая оглушающая тишина в моей жизни.

Я посмотрел на кнопочную панель. Пин-кодом могла быть дата рождения мистера Сэмсона, или год, когда он основал свою компанию, или вообще случайный набор цифр, которые ни с чем не связаны. Ни одной нужной даты я не знал и начал наугад нажимать на клавиши. Никакого результата. Мне подумалось, что я могу тыкать пальцем до второго пришествия и все без толку.