– А разве нет? Значит, вам не хватило любознательности. Но теперь вы все знаете. И что вы будете делать? Перестанете пожинать плоды? Снова станете бездомными скитальцами или будете есть хлеб, который дает вам мое предательство? А может, исполните свой долг каким-нибудь более героическим образом? До тех пор пока вы пользуетесь плодами моего соглашения, забудьте о вдруг накатившем на вас презрении. Помните, что стоящий на страже у калитки во время грабежа фруктового сада – такой же вор, как и тот, кто отрясает деревья.

Все трое с безмолвной ненавистью смотрели на Просперо. Кардинал исподлобья мгновение полюбовался их замешательством.

– Похоже, вы получили ответ, – проговорил он, заставив родственников очнуться.

Рейнальдо протянул руку за шляпой, брошенной на стол, и посмотрел на сыновей.

– Идемте, – позвал он. – Здесь нам больше делать нечего.

Он шагнул к двери. Просперо отступил в сторону, давая дорогу. На пороге Рейнальдо обернулся и бросил сердитый взгляд на высокую фигуру брата, облаченную в пурпурное одеяние.

– Вы, конечно, остаетесь, Джоваккино, – усмехнулся он.

– Только на минутку, – кротко ответил кардинал и добавил с мягкой иронией: – Не покидайте Генуи, не получив моего соизволения.

Рейнальдо и сыновья в ярости вышли.

Монна Аурелия, прямо и гордо сидевшая в кресле, посмотрела на сына. Ее плотно сжатый рот полуоткрылся.

– Ты вел себя превосходно, – сказала она. – Это я готова признать. Но главное – в том, что этот мальчишка Таддео прав: твои доводы были доводами хитрого адвоката, пренебрегающего истиной. Они не подействовали.

– По крайней мере, родственнички замолчали, – устало сказал Просперо.

– И доводы были убедительны, – поддержал его дядя. Он шагнул вперед, шелестя шелковой мантией, и положил изящную руку на плечо монны Аурелии. – Убедительны, потому что правдивы. Вы несправедливы, Аурелия, говоря так. Легко быть надменным при вынесении приговора, когда это вам ничего не стоит. Рейнальдо показал это. Теперь пусть судит себя по тем жестким меркам, которые сам же и установил, и отказывается от выгод, полученных от того, что он называет предательством. – Кардинал улыбнулся. – Думаете, он так поступит?

– Но предательство остается, – возразила женщина.

– Это как посмотреть, – услышала она в ответ. – Но каковы каноны и чего они стоят с точки зрения христианина? Если на зло всегда отвечать злом, если прощение не будет помогать примирять людей, то нам незачем ждать смерти, чтобы очутиться в аду. – Он посмотрел на Просперо и вздохнул. – Мне неведомы ваши сокровенные побуждения, и я не намерен спрашивать о них. Даже будучи Адорно, я не уверен, что должен осудить ваш поступок, ибо мне кажется, что человек, движимый злобой, должен проявлять осмотрительность. Но как священнослужителю мне все ясно. Я бы предал свой долг, отказавшись восстать против мстительности. Ну а мнение священника более весомо, чем мнение обычного человека. – Он запахнул пурпурный плащ. – Следуйте голосу вашей совести, Просперо, что бы ни говорили люди. Господь с вами. – И кардинал поднял руку для благословения.

Монна Аурелия молчала, пока за прелатом не закрылась дверь. Затем презрительно произнесла:

– Мнение священника! Что проку от него в миру?

Но Просперо не ответил ей. Мнение священника глубоко потрясло его и заставило серьезно задуматься. Увидев, что сын печально понурил голову и молчит, мать заговорила снова:

– Лучше бы рассказать Рейнальдо всю правду.

Просперо очнулся.

– Чтобы он разболтал ее всему свету?

– Но он сохранил бы доверие к тебе.