– Но ты же не умеешь разговаривать с лошадьми! – рассмеялся брат.
– Не. Но надо попробовать, – заявил Том.
На этом разговор закончился. Парень повел лошадь прямо в лощину. Для этого были две причины. Во-первых, там никто не станет на него смотреть. А во-вторых, у реки было много вспаханной земли – когда придет время объезжать норовистую лошадь, падать на нее будет не так больно.
Он медленно прошелся с ней по долине, довольно часто останавливаясь по ее желанию. Кобыла подозрительно оглядывала и обнюхивала каждую тень от комьев вспаханной земли. Вдруг шарахнулась от вспорхнувшей оляпки. Пичужка юркнула в струи крошечного водопада. Вздрагивала при виде трепещущих под ветром, оборачивающихся серебряной изнанкой листьев тополей. Том дважды обошел долину, подводя лошадь к каждому такому предмету. На втором круге она стала держаться гораздо спокойнее, хотя оставалась страшно пугливой: прядала ушами при появлении на небе нового облачка, даже принимаясь щипать траву, тут же останавливалась, как только теряла из виду Тома. Словом, держалась скорее как тигрица, нежели как лошадь.
Он пробыл с ней два часа, ни на секунду не отходя далеко, часто разговаривая тихим, спокойным голосом. Всякий раз, когда лошадь пугливо озиралась, дергалась или по телу ее пробегала дрожь, у него находились успокаивающие слова. Потом, привязав ее к дереву, Том отправился домой обедать.
– У тебя же всего один день! – забушевал отец. – Зачем теряешь время? Можно бы в кои-то веки и не поесть.
– Бывает, что и не забывает, – поддела парня старшая сестра.
– Почему-то не забывает как раз тогда, когда пахнет сотней долларов! – продолжал возмущаться глава семейства. – Может, это единственный такой день в его жизни.
Том ничего не ответил. Было обидно, но он не умел защитить себя. Но даже молчание оборачивалось против него.
– Ишь, напустил на себя важность! – добавил один из братьев. – Скоро потребует плату за милость поговорить с ним! Да не будь же таким ослом, Том!
– Почему я осел? – спросил Том.
– Потому что получил первую приличную работу и зря теряешь время!
Том положил вилку и нож. Он прекрасно знал, почему оставил кобылу одну. Не ради какого-то обеда.
– В долине пустынно, никого там нет, – заговорил наконец. – Речка шумит, как сильный ветер. Да несколько пташек. Целый день, кроме воды, никакого глума. Под деревьями тень.
– Ну и умник! – встряла сестра. – Поняли что-нибудь, а?
Все покачали головами, кроме матери; но даже она испуганно и озадаченно поглядела на сына.
– Что ты хочешь сказать, Том? – поинтересовалась тихо.
– Сам не знает! – буркнул отец. – Надо думать, а он не умеет. И это, должно быть, вычитал из книжки!
– В долине пустынно, – продолжил между тем Том. – Кобыле одиноко. Может, обрадуется, когда я вернусь.
– Обрадуется твоей компании?
– Она всегда была в компании, – пояснил парень.
– Откуда ты это взял?
– Она не любит людей, ненавидит их, но не боится.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну… – замолчал он, раздумывая.
– Еще не придумал, – засмеялся сидевший рядом братец.
– Да оставьте его в покое! – возмущенно воскликнула мать.
– Он объяснит… он всегда может объяснить, если немножко потерпите!
– У человека всего одна жизнь, – произнес отец. – А чтобы дождаться, что скажет Том, и успеть сделать что-нибудь еще, понадобятся две.
Парень чуть покраснел от напряжения, пытаясь собрать ускользающие мысли и одновременно разобраться в разгоревшемся вокруг него споре.
Наконец вымолвил:
– Знаете… дикие твари боятся человека. Они видят его только издалека. А когда узнают нас ближе, должно быть, начинают ненавидеть.