- Нет.

- Что-то случилось?

- Все нормально.

- Тогда почему ты плакала? Это же из-за него, правда? Что он сделал?

- Вот что ты сейчас защитника из себя строишь? И что ты хочешь услышать? Что у меня ничего не получается с Королевым? Хорошо, я скажу: ничего не получается!

- Ты из-за этого расстроилась? А я сразу говорил, что он тебе не подходит.

- А есть что-то новое в репертуаре? Это я уже слышала, ещё когда с Левой была.

- Я же не виноват, что ты таких парней выбираешь, – пожимает плечами и даже слегка улыбается.

- Шум, пойми уже одно: для тебя интрижка на несколько дней – норма, а для меня нет! Поэтому я переживаю! А кто подходит, я сама буду решать!

- Нарешала уже, – упивается своей правотой.

- Что. Тебе. От меня. Надо? – чеканю слова сквозь зубы. – Я после тебя два года жила в тотальном пиздеце, не могла ни с каким парнем даже в кровать лечь. Ты это понимаешь?

- Что? – и тут его уже пробивает. Уверена, услышать такое он не ожидал. – Ты что… после меня ни с кем? Вообще? За два года нахрен?

- Не обольщайся, последним был не ты. Но вообще да. Эти два года я была монашкой.

Рома обходит стол и надвигается на меня. Он уже не так спокоен, как в тот момент, когда вошёл в медкабинет. Зрачки расширены, дыхание учащенное, пора бы и диагноз ставить.

- Ты сейчас серьезно говорила?

- А что, шутки шучу? Я не говорю, Ром, что во всем виноват ты, но тогда мне было очень плохо. И сейчас я советую просто не приближаться ко мне, чтобы даже самой малюсенькой мысли обо мне у тебя не возникало.

- А если уже возникло? – он хватает мое запястье, вынуждая поднять голову и смотреть прямо ему в глаза – отвернуться некуда. Как только его пальцы смыкаются на коже, внутри меня происходит знакомое короткое замыкание. От него, мать твою, только от него так бывает.

- Затолкай куда-нибудь подальше.

- Это всё, что ты хотела мне сказать? – с непроницаемым спокойствием отпускает мою руку и выпрямляется, принимая расслабленную позу.

- Я вообще ничего тебе говорить не хотела! Не я ведь притащилась сюда!

- Меня реально главврач позвал, – Шумский слишком быстро успокоился, или он просто вид делает? Я ему не верю. – А ты, Анют, не истери. Если Мишаня был так себе, просто скажи спасибо, что он не девственник.

Мне хочется кинуть в него чем-нибудь, но ровно в этот момент в кабинет заходит Семен Андреевич, и я освобождаюсь от необходимости что-то еще объяснять Шумскому.

Если у меня и не вышло с Мишей, это еще не значит, что я возьму и с разбегу кинусь в объятия козла Ромы, который повелся бы и на любую другую, будь она сейчас на моем месте.

По-настоящему хочу. Любви этой дурацкой, если она существует. Все эти уловки Ромы, касания, томные взгляды, ухмылки. Черт, да проходили мы это уже! Почему я опять по двадцать пятому кругу гоняю мысли в голове и уговариваю себя не забывать русский алфавит, когда Шумский подходит ко мне ближе общепринятой дистанции?

Почему в горле резко пересыхает, когда он просто дотрагивается?

Женат. Он до сих пор женат. И даже когда не был в стадии развода, его ничего не тормозило перед чужими юбками. Я не могу, не могу больше быть очередной задранной чужой юбкой в его коллекции. Не могу!

Как только Шумский с Андреевичем заканчивают, Рому выпроваживают из кабинета, а вскоре главный отпускает меня. Видит, что я немного не в себе, а помощь моя сегодня больше не нужна.

Домой иду пешком, медленно передвигаясь по недавно уложенной тротуарной плитке. Пропускаю уличные холодильники с мороженым, фургончики с кофе, киоски с хот-догами. Хотя это самое любимое место в городе у местной молодежи, мне сегодня не слишком весело тут. Я бы и прибухнула, если бы совесть позволяла делать это в одиночестве, но вот не позволяет.