– Спокойнее! – воскликнула она. – Что за нежности? Помните об этикете!

Эти слова быстро охладили меня, и я, придя в себя, сразу уяснила неестественность своего поведения. Я не любила Сесилию, свою мачеху, и виделась с ней очень редко. Она платила мне тем же, хотя, возможно, в душе уже смирилась с тем, что именно я, внебрачная дочь ее мужа, стану наследницей титула и состояния.

– Благодарю за напоминание, – сказала я с горечью в голосе. – Напомню и вам, сударыня, что у вас булавка от пластрона откололась, и выглядит это почти неприлично.

С холодной улыбкой она возвратила жемчужную булавку на место.

– Вы остры на язык, моя милая. Только не следовало бы демонстрировать это во время аудиенции. Ваш отец рассержен тем, что вы сказали о своих чувствах к принцу д'Энену.

– Мне это безразлично.

–– Надеюсь, в своем безразличии вы не забыли, что надлежит нанести визит графу д’Артуа?

Мимо проходила герцогиня Диана де Полиньяк. Она услышала последние слова мачехи.

– Мадемуазель де Ла Тремуйль! – воскликнула герцогиня. – Моя малышка! Мы с вами еще не виделись. Ну, здравствуйте, душенька. Кажется, вы хотели видеть графа? Он сейчас у своей супруги.

– Вот и отлично. – У меня отлегло от сердца. Нет ничего безопаснее, чем посетить принца крови в салоне его жены. – Я им обоим засвидетельствую почтение.

– Я похищаю вас, душенька! Пойдемте к д'Артуа вместе.

Она подхватила меня под локоть и повела длинными знакомыми галереями.

2

Жена принца крови, дочь короля Сардинии, была одной из самых непопулярных персон при дворе. Муж находил ее неинтересной. После того, как пять лет назад у четы родилась дочь, его визиты к принцессе можно было пересчитать по пальцам, а если уж граф д’Артуа и отправлялся к ней, то придворные острили: «Чудо! Его высочество выбрался отведать савойского пирога с чаем!» Сейчас, похоже, был как раз тот редкий случай: покои принцессы были полны придворными. Уже издалека был слышен смех и, кажется, звуки откупориваемого шампанского.

– Что случилось? – удивленно спросила я у герцогини. – Принц снова влюбился в свою жену?

– Вам лучше это знать, душенька! – отвечала герцогиня с известной долей иронии, которая превратила ее слова в намек. – Вы были таким близким другом его высочества.

Казалось, в салоне что-то празднуют. Обстановка была самая непринужденная, лакеи разливали пенящееся вино в десятки бокалов и разносили гостям разнообразные сладости. Дворецкий заметил меня и собирался было огласить мое имя, но я сделала ему знак остановиться: слишком уж свободная атмосфера в покоях принца и обилие приглашенных не располагали к официальной аудиенции. Я прошла в салон. Графиня д'Артуа, сидевшая в глубоком кресле, холодно кивнула мне. Я сделала глубокий реверанс. По лицу принцессы очень ясно промелькнуло выражение неприязни.

–– Время пошло, ваше высочество! Ваше безумное пари стартовало! – восклицал один из придворных. – Но что вы скажете королеве, если проиграете?

–– Никогда в жизни! Я бьюсь об заклад только тогда, когда уверен в успехе.

–– Если вы добьетесь цели, ваше пари войдет в историю, монсеньор!

Здесь, похоже, только и говорили, что о каком-то пари. Взяв с подноса изящную тарталетку со свежей малиной и белоснежным кремом, я некоторое время слушала эти возгласы, ничего не понимая, потом шепнула Диане де Полиньяк:

–– Что здесь затевается, мадам?

Она поглядела на меня с непонятной улыбкой и нарочно ответила громким грудным голосом, чтоб ее услышали все в салоне:

–– Мадемуазель де Ла Тремуйль только что приехала. Она еще ничего не знает о вашей авантюре, монсеньор!