До этой самой минуты и не подозревала, насколько задел искрящийся сарказмом смех в оперативном отделе. Не понимала, как сильно Тимур меня ранил. Даже не тем, как обращался после секса, а тем, что все рассказал нашим коллегам.

Я просто была о нем лучшего мнения. И больно, что ошиблась.

Ошибаться всегда больно. Всем. А одиноким — тем более. Потому что каждая ошибка — это еще один маленький шаг назад. Туда… в одиночество. В мир, где нет веры почти никому. Где страшно протянуть руку, потому что боишься ошибиться снова.

Человек, ощущающий свободу в душе, всегда делает шаг вперед. А тот, кто одинок, увы, в той же самой ситуации, как правило, совершает два шага назад.

— Какой еще, на хер, замок? — бормочет Бойцов над ухом, разворачивая меня за плечо. Его грудная клетка ходуном ходит. Кажется, от злости. — И при чем тут вообще ты?

— Просто поверить не могу, что ты такой. Все, что я говорила про тебя на ужине, — неправда. Никакой ты не порядочный, Бойцов. Рассказывать такое — это дно. — Я почти плачу.

— Да ты можешь объяснить, о чем речь? — рычит он.

— Миша так сказал, — выплевываю ему в лицо. — В отделе, после совещания у главного. Про меня и крышу протекшую. У самих у вас свистит, кстати. — Кручу у виска. — А еще про вскрытые замки.

— Кологривый? — Тимур дышит мне в лицо ароматом зубной пасты. Он явно в недоумении. Горящий взгляд мечется..

— Нет, Боярский, блин! Ты издеваешься? — взвиваюсь.

Отталкиваю его от себя, но Тимур фиксирует мои руки над головой.

— Не трогай меня. Ты все им рассказал, — обвиняю.

— Никому я ничего не рассказывал. Я, по-твоему, совсем урод? Или подросток, чтобы мальчикам про девочек рассказывать?

— Но Миша ведь сказал… что ему вскрытые замки не нужны.

Претензия в моем голосе Тимура напрягает. Это чувствуется по тому, как каменеют его руки, удерживающие мои, и учащается и без того рваное дыхание.

— Так это он про себя.

— Про себя?

— Ну да. Где-то год назад Миха начал встречаться с девушкой. Однажды уехал в командировку, а вернулся неожиданно. Сын был у бабушки, квартира закрыта изнутри, и соседа нет, у которого запасной ключ. Простоял как истукан больше часа, никто не открывает. Потом заметил объявление над дверью. Вскрытие замков круглосуточно. Ну он и вызвал. Замки сломали, а в квартире оба. И сосед, и дама сердца перепуганные.

Тимур еще раз пристально смотрит на меня, опускает взгляд к груди и… освобождает мои руки.

— Ужас какой. — Тут же прикрываю рот ладонью. — И что он сделал?

— Переехал, — бурчит Бойцов, поднимаясь с кровати. — И сказал, больше никаких отношений, чтобы замки вскрывать не приходилось.

Он снова уходит в ванную комнату, а я пытаюсь прийти в себя. Получается, подслушала разговор, не разобралась, что к чему, и плохо про Тимура думала. Еще и накричала.

Прикрывшись одеялом, молча наблюдаю, как он возвращается в спальню. Свет из окна подчеркивает рельеф его тела, и оно кажется слишком нереальным.

— Тимур…

— Спи уже, — бросает он недовольно и спиной ко мне укладывается. На свою половину кровати.

Обиделся…

Разглядывая красный скотч, я думаю о том, какая плохая это была идея. Да и, в конце концов, правила для того и созданы, чтобы их нарушать… Поэтому пересекаю стоп-линию и прижимаюсь к твердой спине.

— Прости, — шепчу в темноту. — Мне просто было больно.