— Намекаешь, что я трепло? — с претензией уточняет Бойцов.

— Нет, что ты! — возмущенно отрицаю я.

Ну конечно же, ДА, говнюк!

— Просто Яша рассказывал, что у его дяди синдром Мюнхгаузена, — тут же вру.

— Господи, где ты это все берешь, Завьялова? — качает головой Тимур.

Подхватив под локоть, он направляет меня к узкой тропинке, ведущей в густой лес.

— Да правда это, — пытаюсь реабилитироваться. — Ты что, никогда не слышал про такой синдром? Когда люди себе болезни выдумывают. Ходят к терапевтам каждую неделю, выпрашивают обследования, потому что якобы точно знают диагноз. Разве не слышал?

— Нет.

— Вот поэтому и говорю: рыба гниет с головы. Если в семье патологические вруны, чего ждать от Яши? Мне его даже жаль немного, он и сам не рад. Только не говори, что я тебе рассказала.

Ликую неимоверно. Как все складно получилось. Я сама тот еще Мюнхгаузен. И кстати, Бойцов тоже. Ведь знаю, что про его нелюбовь к рыжим — правда.

— Тебе жалко Яшу? — раздраженно переспрашивает Тимур. — Ты поэтому с ним каждый день на обеды разгуливаешь?

Прицепился как репей! Снова резко разворачиваюсь и упираю палец в его грудь.

— Я с ним на обеды разгуливаю, товарищ майор, — злюсь, не в силах сдержаться, — потому что Яша… Внимание! Во-первых, воспринимает меня всерьез, во-вторых, не дарил мне фаллоимитатор и к той истории вообще не имеет отношения. В-третьих, я с ним не тра…

В темно-серых глазах загорается недобрый огонек. Тимур делает шаг ко мне, и приходится отступить.

— Но это только пока, — договариваю на выдохе.

— Пока? — Он делает еще шаг. — Хочешь сказать, с Яшей... тоже будешь?

Я облизываю пересохшие губы, невольно привлекая к ним внимание.

— Тоже потрахаешься и забудешь? — усмехается Тимур.

— Тебе какая разница?

— Отвечай.

Спина упирается в шершавый ствол дерева.

— С Яшей не забуду. Он, кстати, твою теорию про «свободных» мужчин опроверг. Потому что Яков — из «одиноких». Оказывается, не все рассуждают так, как ты. Поэтому с ним могут и серьезные отношения завязаться...

Я вздрагиваю, потому что Тимур неожиданно наваливается сверху и прижимается губами к моему рту. Поцелуй жесткий. Даже немного больно становится. Вырываюсь.

— Что ты?.. — спрашиваю, жадно вдыхая.

Вспышками в сознании — та ночь. Казалось, я все забыла, но нет. Вкус Тимура организм определяет как «тот самый», и по телу прокатывается дрожь.

— Ш-ш-ш, — шипит Бойцов, посильнее припирая меня к дереву. — Молчи и целуйся, стажерка. Там в лесу кто-то есть…

15. 15.

— Тимур, — шепчу тихо, прижимаясь пылающей щекой к колючему подбородку. Трусь об него впрок.

Мысленно я запечатываю это ощущение в предварительно выдержанную в духовке пол-литровую банку и закатываю ее металлической крышкой с помощью специальной машинки. А сверху бережно леплю наклейку с надписью: «Мой небритый майор, 2024».

Морщусь. Надо ж до такого додуматься? Но все же продолжаю фантазировать, как убираю ту самую баночку далеко-далеко. На дальнюю полочку в голове, за мозжечок.

Смотрю в темно-серые глаза.

— Там никого нет уже давно. И вообще вряд ли кто-то был… Так и скажи, что ты считаешь вас, мужчин, особенными. Вам можно трахаться с кем угодно, а я с тобой переспала без отношений и теперь шлюха.

— Ты дура, а не шлюха, — бормочет Тимур, снова завладевая моим ртом.

— Сам дурак, — шепчу ему в губы. — Самодур.

Матушки-батюшки! Они точь-в-точь как в нашу единственную ночь. Ни капельки не изменились. Жесткие и одновременно нежные.

— Там никого нет, Тим… — Я снова отклоняюсь, собирая ткань его кофты на широких плечах. — Алёша, блин.