Весь мир взрывается, будто банка с газировкой, и я тут же захлебываюсь.

Тимур ускоряется, то впечатываясь твердым пахом в горящие ягодицы, то максимально выходя. Он собирает ткань на талии в кулак, держит крепко. Не дает мне ни капли самостоятельности или хотя бы чего-то отдаленно похожего на равенство.

Да какое, к черту, равенство!

Он здесь главный. Это даже кудряшкам на моей голове ясно.

Первый оргазм — словно залп только от одного осознания этого.

Рву ногтями подушку.

— Боже мой. Мамочки, — пищу, сотрясаясь всем телом.

Волны удовольствия, как от брошенного в озеро камня, расходятся одна за одной, постепенно слабея.

Совершенно не понимаю, как я оказываюсь лежащей на левом боку, а Тимур, ловко перехватывает мою ногу под коленкой. Его пальцы такие же горячие, как и грудь, что касается спины.

— Кайфуешь, девочка? — спрашивает он, снова тараня меня членом с дикой скоростью.

— Да-а-а.

— А ночь только началась, — шепчет на ухо этот змей-искуситель.

Он поочередно мнет груди. Спускает лямки с плеч и сдвигает лифчик на живот, к юбке. Опустив взгляд, наблюдаю за этим варварским процессом. Поистине пошлой Молли стала только сейчас.

Я уже догадалась, что к абсолютно любой задаче майор Бойцов подходит основательно и даже с некоторой долей задротства, но, когда его пальцы, виртуозно потирающие набухший клитор, второй раз за пять минут выбивают из моего уставшего, покрытого испариной тела оргазм, готова слушаться его во всем. И перебирать бумажки до скончания века.

Стенки влагалища так неистово сокращаются и сжимают член, что Тимур сзади вдруг замирает, его колючая щетина царапает плечи.

— Да, — рычит он, покусывая нежную кожу и долго кончая в презерватив.

Еще с полминуты я чувствую, как ладонь Бойцова оглаживает подрагивающие ягодицы. Затем с характерным звуком он покидает мое парящее над землей тело. Падаю на спину, даже не думая прикрыться.

Гори оно все…

— Я в душ, — доносится сквозь рассеивающийся туман наслаждения. — И продолжим…

***

Утром, после второго и уже вялого (будем честны) третьего раунда

Глаза слепит солнце, проникающее в комнату через окно с незадернутыми шторами. Приподнявшись и придерживая одной рукой простыню на груди, я пытаюсь идентифицировать себя в незнакомом пространстве. Между ног противно тянет.

Когда вспоминаю прошедшую ночь, кажется, до самых корней волос краснею. Вся-вся покрываюсь гадким, липким налетом стыда и ужаса.

Что я натворила?

Судорожно рыская глазами по комнате в поисках одежды, то тут, то там натыкаюсь на подробности секса. Разорванная пачка от презервативов, куча фольги от них же, красные колготки, мои трусы на спинке дивана, а лифчик — на столике в центре комнаты. Я даже всхлипываю на эмоциях.

Но гораздо хуже становится, когда в дверном проеме появляется Бойцов в одном лишь сером полотенце, замотанном на бедрах. Мрачный и злой. По его телу, вкус которого тут же чувствуется во рту, скатываются мелкие капли воды.

Тимур недовольно осматривает мое наверняка испуганное лицо и, подбоченившись, говорит худшее, что только можно придумать в этот момент:

— Завьялова, твою мать. Чтобы я еще хоть раз с тобой выпил…

7. 7.

— И почему мне кажется, что ты филонишь, Лерка? — подозрительно произносит Рита, вытягиваясь в кресле. — От работы косишь?

Ноги у нее длинные и стройные. Тихонова вообще меня на целую голову выше.

— Скажешь тоже, — все отрицаю.

Как следует затягиваюсь соплями и театрально покашливаю.

Если честно, одного рабочего дня, следующего за ночью, проведенной с Бойцовым, хватило, чтобы понять: я так не смогу.