Дилана и ее старания здорово отвлекали меня от горя. Она позволяла делать с ней все, что только приходило на ум. И я отрывался на моей девочке. По полной отрывался! Не так насильственно, как прежде. Ласково издевался. Дилана каждую ночь нещадно терзала мой член, пока тот не опустошался. Ее неумелая, неуклюжая предприимчивость забавляла меня, умиляла. Спустя какое-то время после похорон я и вовсе ушел в запах Диланы с головой. Увлекся ею до смерти. Мне нужно было одно, что придавало сил – лишь чувствовать, что моя девочка рядом.

Так и выкарабкался, насколько мог, из этой трагедии. Держал истинные эмоции внутри, внешне вел себя задиристо и хамовато. В душе – одни только язвы от горя. Они никогда не залечатся. Чтобы не страдать день и ночь, я отвлекался тем, что играл с Диланой. Потешался, правильнее сказать.

Покорность Диланы не оставляла иного выбора, и я придумывал для нее всяческие испытания. Однажды мой, воспаленный горем и отчаянием разум посетила одна гадкая мысль – экспериментировать. Придумал одну очень сложную игру. Правила жестоки, но в случае победы Диланы – мое бесспорное прощение. А отчаяние в ее глазках только сильней подстегивало испробовать извращенную новинку.

Лингвальная пытка – вот, через что Дилана должна была пройти. Все, что требовалось – «выдать на-гора», в фелляции довести меня до конца за пять минут трижды подряд, используя только язык. Коснется губами члена – наказана. В случае промаха результат предыдущих побед аннулировался, или я попросту выгонял Дилану из комнаты. Что происходило очень часто. Дилана так ни разу и не победила.

В остальное время, не занятое постельной негой и оральной пыткой, Дилана увивалась за мной хвостиком, куда бы не направлялся. Пыталась пару раз даже придерживать меня за руку, чтобы было легче наступать на больную ногу. Это бесило меня! Пока улаживал дела на шахте, моя девочка перебралась в загородный дом и раскидала там весь бардак холостяцкой жизни. А по вечерам ждала у ворот.

Моя преданная сучка Дилана… Любимая девочка с ярко выраженным синдромом парадоксальной привязанности к насильственным проявлениям любви. И что самое удручающее – она любила боль, показывала, что ждет от меня вовсе не нежности. Она скучала по пыткам.

А Майкл Норват, то есть я, стал лентяем. Изменился я, как и грезили мы с Диланой, да вот только не в лучшую сторону. Не уверен, что данная тактика позволить нашим отношениям просуществовать долго. Надоест мне слепая покладистость Диланы, точно знаю. Разумеется, не брошу, пока она нуждается в моей поддержке. А потом, может быть. Но пока и не хочу об этом думать…

Ресторан собрал немалое количество людей, желающих воочию созерцать союз Линды Норват и Макса Штерлинга. Число гостей перевалило за пару сотен. Несмотря на трагичность последних событий, из-за которых семье Норват пришлось отложить церемонию бракосочетания на несколько недель позже назначенной даты, праздник удался. Отец семейства, хоть и горевал, но не настаивал на переносе свадьбы на более поздний срок, понимая отношение Линды к этой трагедии и к Алексу в целом.

– Спасибо за приглашение, господин Норват! Вечер выше всяких похвал! Не удивлюсь, если самый счастливый день вашей дочери получит гордое звание «Свадьба года!» – произнес один из гостей, которого Майкл прежде никогда не встречал. Он и отвлек Норвата от нескромных раздумий, заставив внимательно поглядеть на якобы приглашенного им друга семьи.

– Во всем этом лишь заслуга моей дочери! – Майкл Норват слегка кивнул гостю. – Меня благодарить не за что. – улыбаясь, ответил он и вновь поглядел на Дилану. «Мечется между гостями, словно прислуга, предлагает напитки, всем и каждому угождает. Не к добру это…»