– Вон он, бункер-то. Сейчас поближе подъедем, и я тебе покажу каменюку эту, – пообещал он, сворачивая на вымощенную старыми бетонными плитами, явно оставшимися еще от прежних хозяев, подъездную дорогу. Машину немного потрясло – время не пощадило когда-то идеально ровную поверхность из подогнанных друг к другу аэродромных плит, затем «копейка» чуть притормозила.

– Вон она. – Володя показал на торчащую из травы в нескольких десятках метров от дороги высокую «каменюку» – вывороченную взрывом половинку железобетонного перекрытия какого-то капонира или ДОТа. – Это она правильно стоит, так чаще бывает. Вон и знак наш еще остался! – обратил он мое внимание на едва различимые следы белой краски на покрытой мхом поверхности.

– Хочешь – пошли, я тебе поближе покажу?

– Нет, – довольно резко ответил я, настороженно оглядываясь. – Спасибо тебе, Володя, ты мне, правда, очень помог (в тот момент я еще не знал, насколько), а сейчас… – я вытащил две стодолларовые купюры и протянул ему. – А сейчас я тебя очень прошу, езжай домой, к жене, и пару дней не таксуй. Никакого криминала, не бойся, просто… у меня нет сейчас времени тебе объяснять. Прощай! – Я выбрался из машины, забрал с заднего сиденья сумку и, захлопнув дверь, махнул рукой: «не тормози, мол, езжай».

Хороший мужик Володя тормозить не стал – даже несмотря на огромную по местным меркам сумму в своих руках. Газанул, ухитрившись развернуться на довольно узкой бетонке, и рванул назад. Вслед я, на случай, если за мной наблюдают, смотреть не стал. Какое мне дело до местного «кастрюльщика», доставившего меня до оговоренного места?!

Неторопливо огляделся, перекурил – вроде и не спешу никуда! – и, наклонившись к сумке, незаметно вытащил доставшийся мне в наследство от дальнобойщика «ТТ». Трофейный «Глок» я решил пока не задействовать, пусть в сумке полежит. Скрываться и вилять теперь уже не имеет смысла, скорее наоборот: если меня здесь не ждут, значит, я чего-то недопонимаю и что-то идет неправильно. Закинув сумку за спину, я медленно пошел по территории бывшей гитлеровской Ставки.

«Волк-оборотень», как и положено любому порядочному оборотню, встретил меня обманчивым молчанием и полным отсутствием не только двуногих, но, похоже, и четвероногих, и крылатых созданий. Пустота и тишина… Только ветер тихонько шелестит высокой, по-летнему пожухлой травой, да уцелевшие после взрыва бетонные сооружения настороженно взирают на посмевшего потревожить их полувековой покой человека темными провалами входов и узких смотровых щелей. Нда, мрачноватое местечко. Хотя ни обещанного дедом «психологического давления», ни заставляющего бежать без оглядки страха я пока не испытывал. Ладно, подождем. Пока не начали убивать, у меня еще есть время…

Ориентировался я на территории Ставки на удивление легко – то ли немецкие карты в память запали, то ли скачанные из Интернета фотографии помогли, но куда идти, я знал совершенно точно. Вот сейчас надо обогнуть пятнадцатиметровый куб электроподстанции, по одной из стен которой в два ряда идут проржавевшие металлические поручни, затем пройти мимо приземистого, похожего на ДОТы нормандской линии обороны, железобетонного сооружения, на стене которого до сих пор четко различается черный на желтом фоне номер «22». Миновать заглубленный в землю орудийный дворик одного из зенитных 88-мм орудий – основательный такой капонирчик, с отдельным входом в общую сеть подземных казематов, защищенной позицией для наблюдателя и даже двумя лифтами для подъема наверх снарядов. И, пройдя еще полсотни метров, выйти на ту самую, описанную в дедовом письме полянку.