– Повесить в… литерной комнате!

– А?.. Да, понял, господин полковник.

Когда Воронцова волокли к двери в эту самую комнату, дюжих охранников остановил Власов. Долго смотрел в лицо приговоренного (хотя кто его приговаривал?), что-то для себя придумал, кивнул и поинтересовался:

– Почему наследника хотел убить, из ревности к этой балерине? Если так – останешься жить, я похлопочу.

Воронцов поднял голову, усмехнулся:

– Жаль, что не убил!

– В противном случае повесят, – ровным голосом произнес Власов, словно речь шла о двух сутках гауптвахты.

Не дождавшись ответа, махнул рукой:

– Увести!

Воронцов осознал, что дело серьезное и бравада ни к чему, только когда его стали поднимать по ступенькам лестницы на небольшой эшафот.

– Эй, эй! Где там ваш начальник?!

Человек, прилаживавший на его шее веревку, обнадежил:

– Не робей, братец, веревка тонка, смерть легка…

– А последнее желание приговоренного?! – попытался оттянуть время Воронцов, но пол под ним провалился, и он полетел вниз. Следом раздалось:

– Опоздал с желанием…

За повешением опять-таки из-за стекла бесстрастно наблюдал Власов.

Убедившись, что все сделано правильно, он смахнул невидимую пылинку с рукава и со вздохом посетовал:

– Тяжелая работа.

Офицер кивнул на комнату, где вешали Воронцова:

– А?..

– Пусть пока так, я позже распоряжусь.

Что-то подсказывало полковнику, что эта самая Кшесинская еще доставит массу хлопот.

– Маля, он в зале! – сообщила Юлия сестре.

Та спокойно кивнула:

– Я вижу.

Наследник действительно сидел в первом ряду. Цветов в его руках не было, как не было и бинокля – в небольшом Летнем театре, рассчитанном только на офицеров, участвующих в маневрах, прекрасно видно, особенно с первого ряда.

Матильда танцевала лично для него, хотя приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы не поворачивать в его сторону голову и даже почти не смотреть. Тренированное тело выполняло все па как надо, а мысли были заняты Николаем.

Он пришел в ее гримерную в сопровождении дюжего казака, несущего большущую корзину роз.

– Это вам. Вы, несомненно, танцуете лучше всех.

– Благодарю, Ваше Высочество, но лучше всех танцует Леньяни. Она единственная, кто делает тридцать два фуэте.

Дверь за казаком, поставившим корзину с цветами, уже закрылась, Юлия предусмотрительно выскользнула наружу и никого к гримерке не подпускала, но Матильда и Николай были смущены.

– Фуэте? То и дело об этом слышу. Дядя в восторге. Это вот так? – Он довольно неуклюже попытался изобразить вращение на одной ноге, при этом помогая себе второй.

– Нет-нет! Вторую ногу выше! Еще выше! Вот так, – Матильда попросту схватила ногу Николая, не очень-то понимая, что делает, и попыталась повернуть его. В результате пришлось подавать руку упавшему наследнику.

Николай мог подняться и сам, но от помощи не отказался.

Они оказались слишком близко…

– Ваше Высочество, – Матильда не знала, что сказать дальше, но этого не требовалось.

– Зовите меня просто Ники.

– А… Вы не боитесь, что сейчас кто-нибудь снова ворвется и попытается ударить фальшивой короной?

Матильда поспешила отойти к своему столику, страшась того, что может произойти дальше.

Она вспомнила слова Юлии о казни поручика. Воронцов, конечно, ужасен, но не казнить же его за глупую самоуверенность.

– Что с ним?

– Я его помиловал. Вас интересует судьба этого поручика?

Неужели в голосе наследника прозвучала нотка ревности? Матильда с трудом скрыла восторг от такого открытия. Дернула плечиком:

– Ничуть. Просто жалко… глупца. У меня много поклонников, но этот самый сумасшедший. Довольно о нем!