– Я, – говорит, – за братишками пригляжу. А коли медведюшка придет – вилами его.

Поехали Меренька со Светлицей в лес. Долго ехали, пока хорошего леса не нашли. Взял Меренька топор и начал дерево рубить. Уж он всяко махал да стучал, руки себе напрочь отвертел, а лесина стоит как стояла.

– Топор-от поточить бы, – говорит Меренька, – дело б иначе пошло.

– Дай-ко я попробую, – сказала Светлица, – авось у меня получится.

Не успел Меренька глазом моргнуть, а уж первое дерево на землю упало. За ним второе да третье. Дивится Меренька, затылок чешет:

– Экая проворная ты у меня! Ну, ты руби, а я отдохну маленько, притомился что-то…

Лег Меренька под дерево, любуется на свою женушку, радуется: не побрезговал, взял сиротину бездомную – вот оно и окупилось сторицей. В доме достаток, парнишки – загляденье одно, а уж о самой Светлице речи нет.

«Теперь еще избу новую срублю, – думает, – и совсем хорошо будет».

Тем часом щепочка-то отскочила и прямо Мереньке в глаз.

– Ты потише! – осердился он. – Так и без глазу оставишь!

– Не кривись, Меренюшка, – покорно отвечает Светлица, – нечаянно я…

Задремал Меренька и слышит: топор все тише и тише стучит, однако деревья чаще падать стали. А потом и вовсе стук прекратился, и только лесины, слышно, о землю ухают. Долго ль, коротко ль спал Меренька, но когда проснулся – глядь: а лесу навалено! Три избы построить хватит. Поначалу-то деревья рубленные лежат, а дальше – с корнями повыдернутые. Светлицы же не видно нигде. «Эко баба разошлась, – думает Меренька, – отколь силы берутся!» Встал он, потянулся – да и обмер весь. Медведь по лесосеке ходит и этак шутя деревья валит. Опомнился Меренька, одним духом на сосну влез и кричит оттуда:

– Светлица, где ты?

Медведь-то лапы отряхнул, лоб свой мохнатый утер и говорит Светлицыным голосом:

– Туто-ко я!

И подходит к сосне, на которой Меренька сидит. Меренька же от страху еще выше забрался.

– Слазь, Меренюшка, – говорит медведь, – обедать пора.

Тот же ровно и не слышит, обнял дерево и орет дурнинушкой:

– Светлица-а-а!..

– Вот она я, – смеется медведь Светлицыным смехом и морду вверх задирает. – Слазь, дурачок мой, поедим маленько да лес-от возить будем.

Зажмурится Меренька – вроде Светлица его говорит, откроет глаза – медведюшка…

– Слазь, – уговаривает он, – робенки-от наши заждались, поди, по тятьке с мамкой соскучились.

Опамятовался немного Меренька, сообразил, что чудо вышло либо колдовство какое. Лешаки с бесами да ведьмы с чародеями по лесу во множестве ходют…

– Светлица, поглянь, ты же в медведя оборотилась! – сказал Меренька и на землю спустился. – Как же я жить с тобой стану, колды ты лохмата до когтиста! Што люди-от про меня скажут?

Поднес медведь лапу свою к морде-то да как заорет! Да как заплачет! На землю упал, шерсть на себе дерет и ревмя ревет:

– Что же ты со мной наделал, Меренюшка? Была я Светлицей, а стала медведицей!..

У Мереньки мороз по коже, волосы дыбом. Конь захрапел, оторвал поводья и телегу по колоднику вдребезги разнес.

– Не стану я с медведицей жить, – говорит Меренька, – оставайся-ко в лесу да на люди не показывайся. Робенки-от наши как увидят – с вилами на тебя выйдут.

Как услышала Светлица-медведица о детях, так и встрепенулась вся. Взревела последний раз – грохот по лесу прокатился, птицы петь перестали – и побежала в сторону деревни.

«Ишо робят напужает», – подумал Меренька, взял топоришко и отправился следом.

Приходит он к своей избе, глядит – глазам не верит. На крылечке медведь сидит, а вокруг детишки хлопочут. Кто гребешком шерсть расчесывает, кто коготки на лапах обласкивает. Меньшой-то самый грудь сосет, причмокивает и улыбается. Чуть заметила Светлица-медведица мужика своего, Мереньку, облапила ребятишек и говорит: