– Вон она идет! – Жорик оживляется. – Насмотреться не могу, ноги от ушей. Как Куприянов мог породить такое чудо? Почему я взял на себя старуху, а тебе досталась такая красотка?

Я тоже смотрю на противоположную сторону улицы. Ася идет в заведение с позорно малюсенькой вывеской «Творческий коллектив «Меркурий»», какой-то любительский кружок, она туда трижды в неделю является. Взгляд приклеивается к короткой весенней курточке, скользит вниз на обтянутую джинсами попку. Вспоминаю, что Жорик ждет ответа, но я даже вопрос не понял, потому отвечаю на тот, который его обычно интересует:

– На рожу ничего такая, глаза у нее красивые, но все-таки не в моем вкусе, – мечтательно вздыхаю. – Я сиськи люблю. И круглые задницы. Как у Ирки.

Жорик хохочет:

– Ты такой романтик, Владимир Алексеич, слов нет! А я секретаршу Куприянова даже в постели Марией Львовной называю. Знаешь, это даже возбуждает.

– Ну так и не ври, что недоволен, – замечаю я. – Ты на нее насел потому, что тебе хотелось насесть именно на нее. А уж информация стала приятным дополнением. Не ври мне – я слишком хорошо тебя знаю. Может, мне выйти к Асе? Типа случайно ее увидел и решил поздороваться.

– Не перегибай, – останавливает друг. – Она не должна видеть в тебе ничего подозрительного – а случайная встреча на другом конце Москвы ни фига не самое предсказуемое явление. И ты сейчас без очков.

Я вспоминаю:

– Да, точно. Эта круглая оправа делает меня похожей на круглого идиота. Или на учителя математики. Ну, в моем представлении.

Ася заходит в здание, она такая хрупкая, что даже железную дверь с трудом открывает. Больше на улице нас ничего не интересует, потому мы возвращаемся к кофе и разговорам. Случайно выдаю то, что впервые пришло на ум:

– Жорик, а я – тоже гнида, да? Ну раз и Асю заодно обманываю. Она не дура, и нормальный репетитор ее получше бы натаскал, а я в педагогике шарю примерно так же, как в сортах тонального крема.

Друг разубеждает:

– Нет, ты благородный рыцарь, как твой тезка, Дубровский. Тоже притворяешься гувернером, чтобы поиметь отца семейства. Гордись, ты живая классика!

Молчу, поскольку не имеет значения, верит он сам в это или нет. Я так или иначе к Куприянову подберусь, мерзость уже забылась в своей безнаказанности – кто-то должен ему показать, что в своем кресле с такими моральными качествами он сильно засиделся. Новая эра наступила, Михаил Евгеньевич, новое поколение на подходе. Нельзя наложить лапу на наше бабло и остаться в шоколаде.

Жорик вдруг хмурится и подается в мою сторону, внимательно высматривая в моих глазах что-то важное.

– Володя, – произносит с нажимом, – только не вздумай втрескаться в эту блондиночку. Мы отымеем ее отца в любом случае, но тогда тебя будут мучить остатки совести.

Смотрю на него, как на сумасшедшего, и произношу твердо:

– Ни одна Ася, Алена, Ирина, Наташа и – боже упаси – Мария Львовна не остановит меня от того, чтобы выебать Куприянова. Еще не родились те сиськи, из-за которых я передумаю на его счет. – Не выдерживаю серьезности и начинаю смеяться: – Сука, это прозвучало очень по-гейски, но ты меня понял.

Друг тоже улыбается, но почему-то все еще с подозрением косится на меня:

– Просто она такая хорошенькая. Я бы вряд ли устоял. Хорошо, что диплом физмата у тебя есть, а слабости ко всем представительницам слабого пола нет.

– Как у тебя? – я поднимаю бровь.

– Как у меня, – смиренно признает общеизвестный бабник.

Такой грешок за ним водится. Он мне уже половину офиса перетрахал. Если до его появления все девки тайно вздыхали по мне, то в последние три года они открыто рыдают по нему. Не будь этот смазливый черт таким отличным юристом, я б его лично придушил. Не знаю, что женщины в нем находят – Жорик невысокий, худосочный, какой-то суетливый, но зубы заговаривает аки дьявол. В школе одноклассницы его считали смешным лохматым недоросликом, но за годы он немного нарастил мяса и опыта – и стал буквально непобедим на своей территории.