– Но ты ведь боишься, солдат, да? – и вновь голос ведьмы изменился. Он звучал легко и спокойно. Мило и нежно. Тепло и по-домашнему. Так же, как звучал голос жены Милара. Как звучал голос его дочери. – Ты помнишь Эрланга? Помнишь, как он спился? Бывший солдат. Единственный, кто выжил из его отряда во время войны Наемников. Точно так же, как и ты единственный, кто выжил в момент облавы на лабораторию дельцов Ангельской Пыли? Помнишь? Помнишь, как страшно тебе было? Страшно снова не обнять жену, не увидеть рассвет, не подышать морским воздухом? Помнишь.

– Замолчи…

– Смотри, солдат. Смотри. Ведь это ты, не так ли?

И Милар увидел. Как он поднимается по лестнице домой. Как открывает дверь квартиры. Как видит лица своих родных и любимых. Их простое счастье в глазах. Их беззаботные улыбки. Они ничего не видели. Они ничего не знали. Ничего о том мире, что таился во тьме за углом. Не знали, с чем ему, Милару, приходилось сражаться каждый божий день.

Ничего не знали.

И будто издевались над ним своим невежеством. Давили ему на нервы своими улыбками и смехом. Эти лентяи. Эти дармоеды. Паразиты. Ему и так приходится каждый день бороться с собственной жизнью, а теперь еще и они?! Тащить на себе еще и их?! Да он с самого детства живет как в клетке. Не для себя. А для кого-то еще.

А чего он хотел сам? В какой момент он потерял себя в пучине дней, наполненных лишь болью, страхом и кровью?

Нет, он преподает им урок!

Милар видел.

Видел, как поднимается по лестнице.

Как открывает дверь.

А там, в их уютной, пахнущей домашней едой и любовью квартире, в его укромном уголке покоя, где он спасался от бурь внешнего мира, происходит ужасное.

Он увидел самого себя. Стоящего над Эльвирой, его любимой женой – его утешением; его храмом. Рядом плакали дети. Маленькие искорки счастья, которое Милар выцарапал, вырвал, завоевал у ублюдочной судьбы.

А он… другой он хлестко и метко бил Эльвиру.

Кровавая пелена застелила взгляда Милара.

– Ублюдок! – взревел он и выхватив наградной револьвер отца, выстрелил в собственную спину.

* * *

Все произошло слишком быстро. Ардан успел поставить щит, но не специальный. Неожиданность, усталость, а может присутствие демона – кто знает. Но Ардан воздвиг первое военное заклинание, которое научился ставить инстинктивно.

Универсальный Щит Николаса-Незнакомца замерцал радужной пеленой. Как и всегда – не остановив, а отклонив пулю, тот направил её прямо в доспех демоницы.

Ардан мог бы, наверное, помешать созданию исполнить задуманное, если бы не капитан. С затянутыми белесой пленкой глазами, дерганными, рваными движениями, совсем как у тех дев-кукол, капитан снова взвел курок, намереваясь второй раз выстрелить в напарника.

Ард, не обращая внимания на глубокую царапину на левом плече, поднял посох и ударил им о землю.

– Милар, – произнес он, вкладывая в слова силу и волю. Столько, сколько мог наскрести. – Очнись!

И, может у него осталось больше сил, чем сам Ард знал, а может Милар и сам боролся с влиянием демона, но капитан очнулся. Белесая дымка слетела с его глаз как раз в тот момент, когда демоница, чей доспех окутал серый туман… ничего не сделала.

Но пуля, ударив о её доспех, попросту развернулась и, с прежней скоростью, нисколько не потеряв в инерции, ударила в обратном направлении.

Попав… аккурат в муляж ключницы. Лей-узел заискрил, а мгновением позже погас. А вместе с ним – и свет Лей-ламп.

– Блять, – коротко выругался Милар.

Ардан, не теряя времени, развернулся и выставил зеркало перед собой. Вернее – попытался.

Демоница взмахнула латной перчаткой и прямо под ногами напарников заклубился туман, из которого вынырнули все те же кукольные девы.