– Я тоже об этом думала, – сказала Райла, – и меня это тревожит. Да, в прошлом полно ресурсов, и ничто не мешает их забрать, но вот в чем вопрос: не скажется ли это на девятнадцатом веке? Или тем более на двадцатом? Не исчезнут ли важнейшие ископаемые? Как ни странно, ответ просится утвердительный: ведь если разработать месторождения в прошлом, фактически ресурсы останутся на планете: классический пример для ценителя парадоксов.

– Райла, – осадил ее Кортни, – мы вообще ничего не знаем. Более того, рассуждаем в неверном ключе. Надо подстроить образ мышления под новые реалии, но сейчас не время забивать себе голову. Других дел хватает.

Так начался период ожидания. Люди из «Сафари» обещали привезти клиентов дней через десять. Максимум через две недели. Мы тем временем поездили по Мастодонии. Видели множество бизонов, мастодонтов, еще одну колонию гигантских бобров, сколько-то медведей и крупных кошек, но ни одного саблезубого тигра, и я начал думать, что они вымерли, хотя такое казалось маловероятным. Однажды Райле померещился глиптодонт – доисторический гигант-броненосец, – но когда мы прибыли на то место, где, как ей показалось, она его видела, то не смогли найти никаких его следов. Мы высматривали лошадей, но ни одной не увидели.

Выбрали место для сада (Райла сказала, что пора бы пустить девственную почву в дело), но деревьев так и не посадили. Зато проложили телефонный кабель, связавший Мастодонию с кабинетом Бена, чтобы потенциальные клиенты могли общаться с нами дистанционно, не перебираясь в прошлое. Кабель-то проложили, но работать телефон отказался: сигнал не проходил сквозь барьер, отделявший Мастодонию от девятнадцатого века. Бен привез мне стальных колышков, я выкрасил кончики в красный цвет и разметил дороги в меловой период (Чешир собирался открыть их в самом скором времени). Деревяшки Хирама тоже сгодились бы, но сталь – более надежная штука, и сломать ее не так-то просто. В общем, я наметил четыре дороги, а остальные колышки решил отдать охотникам, чтобы те обозначили выходы из мелового периода.

Что касается Хирама, он разрывался между Чеширом и Стоячим, беспрестанно разговаривал то с одним, то с другим и всегда брал с собою Бублика. Меня слегка тревожила его беспечность, я воображал себе картины всевозможных несчастий, но ничего не происходило. Рассудок подсказывал, что хватит уже волноваться, но я ничего не мог с собой поделать.

Однажды я сидел за садовым столом с банкой пива, а Райла ушла в дом готовить салат на ужин. Вокруг, как всегда, было тихо и спокойно. Я заметил, что на холм взбирается Хирам, поискал глазами Бублика и увидел его чуть поодаль: пес обнюхивал траву, будто нашел что-то интересное.

Вдруг Хирам испустил вопль ужаса, оступился, подался вперед, упал на колени и снова вскочил, размахивая ногой, будто та угодила в капкан. К нему, прижав уши, помчался Бублик. Я вскочил и побежал вниз по склону, призывая Райлу, но не оборачиваясь и потому не зная, услышала ли она мой зов.

Вновь закричал Хирам: один пронзительный вопль, а за ним второй, уже неуемный. Сгорбившись на траве, Хирам держался за ногу обеими руками, а Бублик вздернул морду, затряс головой, и я с первого взгляда понял, кого он выхватил из травы.

Подбежал к Хираму, взял его за плечи, попробовал уложить на спину и крикнул:

– Отпусти ногу! Лежи смирно!

Бессмысленные вопли прекратились, и Хирам крикнул мне в ответ:

– Цапнула! Она меня цапнула, мистер Стил!

– Лежи тихо, – велел я.

Наконец он улегся, но не затих – наоборот, стонал пуще прежнего.