– Ну, допустим, сынок, обиженный папой, мог свалить к маме.

– Ему за тридцать, о чем речь. Единственная более или менее внятная версия: шантаж, – предположил Лев Иванович. – Кому-то насолило святое семейство Счастливых.

– Мне они тоже насолили, я ж молчу.

– Ты молчишь? – с иронией переспросил друг.

Станислав смутился.

– Ладно, ладно, не молчу. В любом случае, кто-то не желает, чтобы нечто нам неизвестное оставалось шито-крыто. Иначе к чему прислали ключницу? И еще. Зачем он именно нас-то к себе вызывал? Ему что, позвонить некому? Почему не напишет заявление, как полагается?

– И, обрати внимание, довольно быстро провели необходимые дорогостоящие экспертизы, – заметил Лев Иванович. – На каком основании, из каких средств, кто оплачивал – бог весть.

Стас еще более помрачнел:

– Вот именно. По реальным делам жди-дожидайся, а тут как по щучьему велению все необходимое сделали, вплоть до теста ДНК, да дважды… понимаю, теперь это не так дорого, но все равно, что-то да стоит.

– Я что предлагаю? Что, если поставить вопрос ребром, занять твердую позицию и отказаться от этого дела, – предложил Гуров. – В самом деле, своих дел навалом, рук и людей не хватает, а тут еще и домыслами заниматься. Хотя, конечно, насчет домыслов не все так однозначно.

– Что такое?

– Да вот, видишь ли, какое дело. – И Гуров вкратце изложил историю частного расследования, предпринятого Марией.

Крячко от души рассмеялся и хлопнул по колену:

– Да, Лева, теперь и жена твоя знает, каково это: искать там, где надо, а не под фонарем. И остается открытым вопрос: помимо старческого бормотания, есть что осязаемое? Трупы, например, есть али как?

– Трупы всегда есть, – заметил Гуров. – Заявлений нет.

– Думаю, и правда, от дела можно отказаться. Ведь нет же в данном конкретном случае ни преступных групп, ни экстремизма, ничего криминального, так что нам тут делать нечего, – резюмировал Станислав.

В этот момент в кабинет вошла Верочка, осчастливив сыщиков своим появлением.

– Раз вам тут делать нечего, то идите-ка вы к Шефу, – услышав последнюю фразу Крячко, заявила секретарь Орлова. – Оне в нетерпении.

…Все благие намерения и попытки бунта были задушены в зародыше. Генерал и слова не дал сказать, заявив, как только они возникли на пороге:

– Задача: доложить о мерах, предпринятых для поиска Даниила Олеговича Счастливого. В течение дня попрошу представить соображения по этому делу и план действий.

– А ничего, что…

– Без возражений относительно того, что это не наше дело.

– Но ведь…

– Работайте.

– Заявления нет.

– Работайте без заявления, – предписало начальство. – В рамках оперативно-разыскных мероприятий. Когда и если найдется что-либо, тогда подумаем о заявлении.

– Ректор подаст? – ехидно осведомился Крячко.

– Не обязательно он. Есть еще соседи, коллеги по работе, пропавший трудился где-то? Он исчез из санатория, что за санаторий, когда пропал, обстоятельства, что предпринимали? Мне вас учить? Мы, как сотрудники правоохранительных органов и сознательные граждане, не вправе оставлять без внимания факт бесследного исчезновения гражданина с особенностями развития, особенно если имеются основания полагать, что он был убит.

Воцарилась благоговейная тишина.

Убедившись, что возражений не последует, Орлов спросил, где ключница. Лев Иванович молча выложил на стол коробочку. Стас также хранил молчание, понимая, что возражать начальству сейчас бесполезно.

– Вот! Обнаружен фрагмент кожных покровов с характерными отличительными особенностями, – веско продолжал генерал. – Налицо особая примета, которая, по сообщению близкого родственника, имелась у пропавшего, а именно – татуировка.