Но даже когда Джо это понял, пальцы его продолжали шарить в мешке, и в протянутые ладони одна за другой ложились монеты.

Над головой, снижаясь, пронзительно засвистел жандармский крейсер, больше похожий на крышку кастрюли. Внутри сидели двое бойцов в блестящей униформе и искрящихся защитных шлемах, с лазерными пистолетами наготове.

– Оставьте в покое этого человека! – прорычал один из жандармов.

Тесно сомкнувшийся круг моментально стал таять. Протянутые руки исчезали, словно проваливаясь во тьму обреченности.

– Нечего тут торчать, – пророкотал бас другого жандарма. – Уходи. И забери обратно деньги, иначе я тебя так припеку, что у тебя не останется ни одной вшивой монеты.

Джо молча двинулся вперед.

– Ты что из себя воображаешь? – спросил боец. Крейсер следовал за Джо, зависнув точно над головой. – Какую-нибудь благотворительную организацию от частного фонда?

Джо подавленно хранил молчание.

– Ты по закону обязан мне ответить, – напомнил жандарм.

Сунув руку в мешок, Джо достал монету и протянул ее ближайшему из бойцов. И одновременно с изумлением обнаружил, что у него осталось всего несколько четвертинок.

«У меня больше нет денег, – понял он. – Значит, остался один выход – почтовый ящик и то, что я из него получил за эти два дня. Нравится мне это или нет – теперь, после того, что случилось, вопрос решен».

– Зачем ты суешь мне эту монету? – свирепо бросил боец.

– На чай, – ответил Джо.

И в то же мгновение ощутил, как голова разлетается на части: луч ударил ему в лицо точно между глаз.

В жандармском отделении франтоватый молодой чин, худой, белокурый и голубоглазый, в идеально отутюженной форме, вещал:

– Мы не собираемся вас арестовывать, Фернрайт, хотя практически вы виновны в преступлении против личности.

– Против государства, – уточнил Джо. Он сидел сгорбившись, потирая лоб и пытаясь унять боль. – Не против личности, – с трудом произнес он. Он закрыл глаза, и боль вспыхнула с новой силой, сочась из точки, куда угодил луч.

– То, что вы говорите, – усмехнулся молодой офицер, – само по себе уже является составом преступления. Мы могли бы прямо сейчас упрятать вас за решетку. Более того, имеем право передать вас в Главное Политическое Управление как врага рабочего класса, участвующего в заговоре с целью создания мятежа против народа и слуг народа, каковыми являются жандармы. Но ваша энцефалограмма… – Он окинул Джо цепким, придирчивым взглядом. – Человек в своем уме не станет раздавать монеты совершенно незнакомым людям. – Офицер вгляделся в лист бумаги, выползавший из углубления в столе. – Вы, очевидно, не отдавали отчета в своих действиях.

– Да, не отдавал, – тупо кивнул Джо. Боль была настолько жуткой, что в голове отсутствовали даже зародыши мыслей. Лишь стучал нервный пульс боли.

– Тем не менее мы намерены конфисковать оставшиеся у вас монеты. На время, во всяком случае. И в течение года вы будете считаться в условном заключении. На этот срок вы обязаны еженедельно сообщать нам о своих действиях.

– Без суда? – спросил Джо.

– А вы хотите быть осужденным? – Офицер вновь пристально посмотрел на него.

– Нет, – мотнул головой Джо. Он по-прежнему потирал переносицу.

«Видимо, материал из СС их компьютеры еще не получили. Но в конечном счете они будут знать все. И все сойдется одно к одному – чаевые жандарму, записка в сливном бачке… Какой же я кретин! Дошел до ручки от безделья – последние семь месяцев меня доконали. И вот теперь, когда я наконец сделал шаг, когда решил отнести монеты мистеру Найму, – все провалилось».