Но пламенеющая искра в древнем камне могла все это сделать мелким и не важным.

– Думаешь, кто-то из Спящих проснулся? – я улыбнулся, но весело мне не было.

– Да-а-а, дела-а-а, – качнул крупной седой головой князь.

– Только мнится мне, – скривился княжич, – что то ли голова у пробудившегося прохудилась, то ли кошмар последним сном приснился…

– Искру-то давно смотрели? Может, и другие зажглись? – спросил я с надеждой.

– Сторожим постоянно, – отмахнулся Вовур. – Так одна-одинешенька и есть. И тлеет не особо. Словно и не божья она, а… прихвостня какого.

– В лесу и того меньше огонек, – поделился я. – Только в ночи и видно.

– Да-а-а, – очень похоже на отца протянул Балор.

Я принялся переворачивать стрелы в колчане наконечниками вверх.

– Послушать нужно, что за слово послы принесли, – хлопнул лопатами ладоней по лавке старый князь. – Какие холопы – такие и господа. Принц-то наш тож не белый барашек. Может, в чем другом обида евойная… Да и ты, молодой Белый, к Тырышкину Логу-то сбегай, коли сил немеряно. Глянь лесным глазом. Верю я, Правду да Кривду ваших мальцов с сопливых лет отличать учат.

– Я скажу, чтоб выпустили да впустили потом, – вскинулся наследник.

– А и скажи, – склонил лоб Вовур. – И пусть коней седланными держат покуда. Всяко бывает, может, пара десятков воев в нужде пригодятся…

– Ни к чему это, – поморщился я. К демонам летели все мои планы по осторожной разведке. – Тихо уйду и вернусь. Чем меньше людей знает, тем меньше болтать будут.

– Тоже верно, – крякнул князь. – Но впустить и выпустить – пара надежных гридней смогут. Из тех, кто язык за зубами держать приучен.

Мне было все равно. Всеми мыслями, всей душой я был уже в лесу. И так мне хотелось действительно там оказаться, что готов был вытерпеть и парад всей дружины Ростока с фанфарами и полковыми барабанами. Лишь бы быстрее…

Жаль, ругаться не умею. В лесу-то такие слова знать – дело лишнее, а вот горожане такую вязь выплетают, даже завидно. И даже смысл почти всех слов понимаю, но так их умело в косы сплетать – это искусство! Мне недоступное искусство, а то паре бестолочей, лязгавших железом по спящим улицам, я б про ночные пристрастия их близких родственников рассказал бы. Благо, хоть факелы догадались потушить.

Калитка в городских воротах пела несмазанными петлями голосом мартовских котов. Покрытые металлом провожатые радостно выматерили привратную стражу, выпустили нас с соловушкой и наверняка заторопились в караулку – продолжить воспитание личного состава.

Лошадка отдохнула. И привыкла, что бег больше не приносит боли.

Как я и думал, шла она ровной иноходью, и клочья пара рваными лоскутами мигом терялись в клубах пыли за спиной. Дорога серебром изморози на обочинах сверкала в свете Звездного Пути. И, как всякий истинный путь, с каждой секундой все больше приближала к цели моей ночной прогулки.

В половине версты от Дальней Вехи спешился. Соловая лошадка осталась хрустеть молодой травкой на опушке, а я скользнул в чащу. И был счастлив, обняв первую же березу, поздороваться с Лесом. Хотелось отряхнуться от городской пыли, как псы отряхивают воду с шерсти…

Все-таки лук был слегка тяжеловат. И длиннее на четыре пальца, чем сделал бы себе сам. Ушки под тетиву были странной полукруглой формы. Только вырезанная еще в детинце руна на рукояти привычно кольнула в ладонь, стоило привести оружие в смертельно опасное состояние. И ветер – мой легконогий братик – приветливо шевелил податливые ветви печальной березы, пока я натягивал перчатки и вдевал пальцы в боевые кольца.