Хэл, появившаяся в комнате с подносом в руках, конечно же не сдержалась и заявила в своей категоричной манере:

– Но сейчас это лечится и без сновидящих. В обычных клиниках.

– Моя ученица, – пояснил я, принимая неизбежность ее стихийной активности.

– Все началось, когда Эйсон был у моих родителей. Они боролись, как могли, потом подключились мы, но тоже ничего не сумели сделать. Лекари оказались бессильны… – Лидия рассеянно следила за девушкой, с космической скоростью расставлявшей чайный сервиз на столе. Кивнула благодарно, когда перед ней оказалась чашка с чаем, немного выплеснувшимся на блюдце, поставленная решительной, хотя и не слишком бережной рукой. – И мы уже были у сновидящего в мегаполисе два месяца назад.

– Каковы результаты лечения?

– Эйсон впал в кому. – Во взгляде мужчины промелькнула боль. – И находится в ней уже месяц.

– А что, бывает такой эффект? – Хэл уселась между мной и клиентами, подтолкнула к ним вазочку с печеньем. – Угощайтесь.

– Иногда бывает, – ответил я, замечая, что гости начали невольно расслабляться в присутствии моей ученицы, умело изображающей раскованную непосредственность. – Уверен, мой коллега сделал все, что было в его силах.

Саймон недоверчиво хмыкнул.

– Среди нас нет шарлатанов, – продолжил я мягко. – Нет желающих нажиться на бедах других, и нет недобросовестных специалистов.

– Моя мать говорила, здесь жил очень сильный сновидящий, – тихо произнесла Лидия, глядя в чашку. – Почти Гипнос. И когда мы узнали, что дом вновь открыт, решили попытаться еще раз. Скажите, вы нам поможете?

Она подняла голову, посмотрела на меня с отчаянной надеждой. Лучик солнца, заглянувший в комнату, заиграл на ее волосах, и они вспыхнули золотистым венцом.

– Я помогу вам.

Женщина улыбнулась, ее муж, несмотря на свою недоверчивую сдержанность, тоже расслабился, свободнее расположился на стуле.

– Но должен предупредить. Я буду действовать исключительно в интересах пациента.

– Да, конечно! – воскликнула Лидия.

– Нет, вы не понимаете. – Я остановил ее радостный порыв. – В интересах вашего сына, а не в ваших. Если он стремится выйти из комы, я выведу его. Если захочет выздороветь, я исцелю его. Но если Эйсон решит умереть, я помогу ему.

Они испугались. Все сидящие за столом, включая Хэл, посмотрели на меня так, словно увидели впервые.

– Умереть? – прошептала Лидия, сжимая чашку с таким напряжением, что ее пальцы побелели. – Он не может захотеть такого.

– Кома – разновидность сна. Вашему сыну было мучительно тяжело в реальности. Он страдал. И погрузился в мир, где не испытывает боли, отчаяния и страха, который внушала ему болезнь.

– Да, нам говорили то же самое. – В голосе Саймона впервые прозвучала растерянность, впрочем, быстро сменившаяся гневом: – Но ты даже его историю болезни не посмотрел! Какие можно делать выводы?! С чего ты взял, будто Эйсон чего-то там хочет?! Он без сознания! Ничего не осознает! А ты предлагаешь нам убить собственного сына?!

Лидия опустила руку на его крепко сжатый кулак, и мужчина замолчал, глядя на меня исподлобья и тяжело дыша.

– Я предлагаю вам подумать, – ответил я спокойно и доброжелательно. – Взвесить все еще раз и принять окончательное решение. Чего вы хотите – собственного спокойствия или блага для сына.

Они уходили молча, не прощаясь, не глядя на меня. Разочарованные, оскорбленные, потерявшие последнюю надежду.

Когда захлопнулась входная дверь, Хэл, все это время сидевшая очень тихо, шумно вздохнула и откинулась на спинку стула.

– Ну ты даешь, Мэтт! Что, вот так прямо и надо было им влепить – лучше всего вашему сыну помереть?