В том, что вы для короны, может быть, и незаменимы. А вот ваш брат – нет. Но, вероятно, очень хотел бы таким стать. Быть единственным человеком, который может повлиять на сумасбродного гения, может быть очень даже выгодно.

Но этого я, пожалуй, сэру Фаулеру все-таки не скажу…

Вместо этого я решилась на вопрос:

– И что вы теперь собираетесь делать?

– Извещу брата и Его Величество, что отныне все заказы от короны должны поступать ко мне напрямую, а не через Альберта.

Ой-ей-ей…

Что-то – интуиция и жизненный опыт! – подсказывало мне, что мистер Фаулер от такого решения совершенно не придет в восторг.

Остаток ужина прошел в молчании.

Как ни странно, оно не было неловким, скорее задумчивым с обеих сторон.

Не знаю, о чем именно размышлял сэр Фаулер в моем присутствии, а я невольно косилась на его профиль, когда он этого (я надеюсь!) не видел, и пыталась разгадать, что это все же за человек, почему его брат относится к нему так, будто он совершенно беспомощен, тогда как очевидно, что ни в какой помощи (кроме правильного задергивания штор и крепкого здоровья кухарки!) мой работодатель не нуждается. И что теперь выйдет из всей этой истории с заказом для фаворитки?

Ужасно зудело спросить, что решит сэр Кристофер насчет самого артефакта. Доделает? Забросит? Отдаст заказчику? Показательно перепродаст?

Вопросы зудели на кончике языка, но я благополучно затыкала их вкуснейшим бифштексом.

Когда перед тем, как покинуть столовую, сэр Кристофер поблагодарил меня за прекрасную компанию, я не совсем поняла, была эта благодарность искренней или глубоким сарказмом, потому что я уж себя прекрасной компанией в данном конкретном ужине вообще не считала и только ругала за то, что вообще влезла в отношения братьев, хоть и из благих побуждений.

А благими намерениями известно, куда выстлана дорога…

Ядовитые дожди в Акристоре – явление уникально-обыденное. Уникальное оно для всего остального мира, и даже спустя три сотни лет ученые едут сюда в сезон, чтобы изучать это явление и его влияние на флору, фауну, экологию, физиологию, психологию даже и прочие важные “логии”. Для жителей же северного региона страны, куда, собственно, входит и столица, оно давно стало обыденным и воспринимается как привычное неизбежное зло, вроде тополиного пуха.

Все началось, как это частенько бывает, с эксперимента.

Среброцветница, тогда еще совсем не “дремлющая”, а самая обычная, и до всяких там исследований была цветочком довольно полезным, активно применялась в алхимии и медицине, обладая способностью “примирять” в составе одного препарата конфликтующие элементы. Но, к сожалению, свойство это быстро теряла, что приводило иногда к довольно печальным последствиям.

Гильдия алхимиков вместе с гильдией травников долго разрабатывали, долго утверждали, а затем долго подготавливали революционный эксперимент, в результате которого среброцветница должна была мутировать, усилить нужные ученым свойства и даровать наконец прочную стабильность соединениям.

Лабораторные испытания под надзором короны прошли безукоризненно, и было дано высочайшее дозволение применить разработку в промышленных масштабах.

Ну а дальше, как водится, все пошло не так.

Среброцветница внезапно взяла и отказалась цвести в свой традиционный период цветения. За что и получила дополнение к названию “дремлющая”. То ли потому, что соцветия спали и не желали раскрываться, то ли потому, что как тут не дремать, когда целыми днями только сидишь и ждешь, зацветет твой эксперимент или все-таки нет.

А вот когда в регионе наступил сезонный период дождей, длящийся от трех до четырех недель, тут-то она решила: пора!