«Лечение истощает графа! – догадался я и бросился к своим вещам. Я помнил, что Дарин перед отъездом вручил мне сумку, где, по его словам, лежат различные зелья. Я с момента отъезда не открывал её и сейчас страстно надеялся, что там будет что‑то полезное. Рвотные позывы сразу прекратились, но, развязывая туго затянутую горловину мешка, я зарычал от злости, поскольку она не поддавалась. Пришлось кинжалом просто перехватить кожаный ремешок. Если я думал, что сегодня не способен более удивляться, после того как девушка, которая соблазнила меня, превратилась в летающий ужас и по сути оказалась именно той, ради которой мы и проделали этот долгий путь, то лежащий в деревянном тубусе с пузырьками мой лечащий кинжал заставил меня замереть на секунду.

«Дарин!» Сердце обдало потоком благодарности к другу, который, несмотря на мой жёсткий запрет, положил его в сумку, наплевав при этом на все мои заверения, что я не возьму с собой ничего магического.

Выхватив оружие из ножен, я стремглав бросился к раненому, возле раны которого сияние, исходящее от рук графа, становилось всё слабее и слабее.

– Пусти! – рыкнул я на Стольского, и он без возражений, с тяжёлым вздохом отвалился от раненого, тут же в изнеможении приткнувшись к стене. Я стал прикладывать лезвие лечащего кинжала к ране, шепча про себя:

– Райна, лечи, лечи, пожалуйста.

В кристалл кинжала была заключена душа женщины, сильной целительницы, она никогда мне не отказывала в лечении, даже когда я не называл фразу‑активатор. Я разговаривал с душой Райны, когда был в трансе, и она оказалась очень доброй и отзывчивой женщиной. Мы даже заключили с ней соглашение, что я всегда буду пытаться вылечить тех, кто в этом нуждается, за это она будет отдавать полную силу своей энергии. И на этот раз камень завибрировал, лезвие стало мелко резонировать вслед за ним, при этом края раны стали стремительно стягиваться, обрывки кожи быстро нарастали на прежние места, и спустя минуту от раны не осталось и следа.

Я убрал оружие и с замиранием сердца проверил пульс раненого, с удовлетворением убеждаясь, что он с каждой секундой становится всё ровнее и спокойнее. Через мгновение воин открыл глаза, недоумённо на меня посмотрев, как, впрочем, и все остальные паладины, которые столпились рядом с нами.

В тишине раздавшиеся с улицы крики петухов стали для меня звуками сирены, кричавшей в ухо. Раз, два, три – проклятые пернатые всё не умолкали, раздражая меня своими криками.

– Справились, – удивлённо и даже с долей недоверия прозвучал голос графа. Он стал приходить в себя, отдышавшись. – Даже не верится.

– Посмотрите сюда. – Голос позади заставил меня и всех остальных обернуться.

Стоявший возле мёртвой ведьмы паладин держал в одной руке моё копьё, а другой рукой показывал на её тело. Пошатываясь, первым встал граф, подав мне руку, и мы подошли ближе. Недавний кошмар снова превратился в красивую девушку, вот только ровная, с чёрными краями дыра, там, где её пробило моё копьё, придавали картине полную нереалистичность происходящего. Просто чёрная дыра обожжённого мяса, без единой капли крови.

– Наконечник пробил грудь, но умерла она, похоже, от древка, – сказал паладин, показывая на странную дыру в её груди, затем он обратился ко мне: – Из чего сделано ваше древко, виконт?

Граф поражённо посмотрел на меня и внезапно попросил:

– Дай мне кинжал, Максимильян!

Я покачал головой, показывая на оружие в руке:

– Его нельзя давать посторонним.

– Не этот! – Он мотнул головой, показывая на тот, что был у меня на поясе, – Я видел, что он из такого же серебристо‑матового металла, что и древко. Это ведь так?