– Освальд, – я подошел к главе охраны и отозвал его в сторону, – если я внезапно исчезну, не поднимайте панику.

Воин с подозрением посмотрел на меня и сказал:

– Если твои дела не касаются моего каравана, это твои дела.

– Не волнуйся, – успокоил его я, когда до моста, который вел на ярмарочную площадь, осталось всего ничего и мы выстаивали очередь за караваном, который проходил узкий и небезопасный мост, последний пролет которого гномы разбирали каждую ночь, – это только мои дела и ничьи более.

Он пожал плечами, а я отправился в повозку, чтобы на ней проехать мост. Я решил предупредить Освальда заранее, ибо внимательный воин мог начать поиски исчезнувшего. Он очень серьезно относился к своим обязанностям, поэтому тот, кто приблудился со стороны, но таинственным образом пропал, мог навлечь неприятности на его караван, а ему это было категорически не нужно. Что касается того, чтобы мне самому оставаться неузнанным, я не волновался: в моей одежде, к тому же полностью заросший и с бородой, я сам себя не узнал, впервые увидев в отражении ручья несколько дней назад, что уж говорить о гномах, которые даже не догадывались о том, что я смогу выбраться наверх.

…Отогнув ткань повозки, я убедился, что мы миновали мост и въехали на знакомую мне огромную каменную площадь, направившись к отведенному нам месту стоянки. Я лежал и подсматривал через щель, когда вдруг замер от неожиданности. Мастер Дорн во главе другого каравана как раз уходил с площади, и судя по загруженности его повозок, уходил он не с пустыми руками.

«Странно, я не помню, чтобы отдавал какие‑то распоряжения на этот счет».

Думать о произволе второго тана земли было некогда, можно было во всем разобраться и позже, а сейчас следовало незаметно перебраться из одного каравана в другой. Внимательно присмотревшись, я понял, что если из своего каравана я и выскользну незаметно, то в гномий так просто не попаду. Его охраняли очень хорошо, и я привлеку к себе внимание, если попытаюсь туда прорваться. Время уходило, их караван тоже, тут мой взгляд упал на ломик, и решение пришло само. Выскользнув из повозки, я просто направился к гномьему каравану, и когда один из охранников двинулся ко мне с секирой наперевес, я сунул ему под нос свой черный инструмент, молча подошел к повозке и сел рядом с возницей. Сказать, что оба были в шоке, ничего не сказать. Возница посмотрел на меня, на охранника, но я безмятежно продолжал сидеть на козлах, помахивая перед собой ломиком.

К чести гнома, он не стал поднимать шум, а просто подошел к охраннику впереди себя и что‑то коротко прошептал ему на ухо. Я видел, как тот пошел вперед и по цепочке передал сообщение дальше. Через десять минут рядом со мной уже шел Дорн, которому одного взгляда на мой ломик хватило, чтобы, во‑первых, забрать его у меня и спрятать в повозке, а во‑вторых, оставить все как есть до момента, когда мы покинули гномью территорию и свернули по направлению к землям степняков, сказав лишь другим гномам «Так надо».

Шагали мы практически до самой ночи, вот только не к степнякам, а сворачивая и сворачивая ближе к горам, я стал догадываться, что дело нечисто. Какие‑то странные вещи происходили с этим караваном. Наконец, мы остановились на ночлег, возница слез с козел и стал распрягать быков. Рядом с нами тут же оказался Дорн и поманил меня пальцем за собой. Пришлось подчиниться, хотя пятая точка явно говорила о неприятностях, творящихся вокруг. Едва мы отошли на расстояние, где нас никто не видел, как Дорн внезапно обернулся и обнял меня, с силой прижав к себе.