Малколм, впрочем, вполне мог бы разрулить эту ситуацию. Он имеет доступ к базам данных и мог бы подделать показатели Фредди. И к тому времени, как в понедельник утром возле нашего дома появился бы желтый автобус, чтобы забрать Фредди, у нас бы имелся свеженький набор оценок ее Q-теста – скажем, 8 с хвостиком.

Эту фантастическую мысль я обсасывала целую минуту. Потом, вздохнув, сказала Фредди:

– Ну, маленькая мисс, тебе, пожалуй, все-таки спать пора.

– Побудь со мной еще немножко, мамочка!

Я крепко ее обняла, и лицо ее сразу просветлело, но чувствовалось, что радостный свет в ее глазах надолго там не задержится.

– А завтра мы поедем в гости к Оме и Опе, да? – Мои родители просто с ума сойдут, когда я им все расскажу. Они всегда ненавидели Малколма, а к завтрашнему дню их ненависть еще во много раз усилится. Может быть, не до такой степени, как у меня, но тоже достаточно.

Я немного приглушила свет, и Фредди тут же стала устраиваться поудобней, прильнув к моему плечу и улыбаясь.

Она заснула почти мгновенно и сразу как-то отяжелела, привалившись к моему боку. Из-за двери доносилось бормотание телевизора, это Малколм смотрел очередную часовую передачу C-SPAN[12]. На мой взгляд, это была просто какая-то мешанина из слов, точно знаками препинания отмеченная упоминаниями о Q-показателях, и эти Q выделялись как-то чересчур отчетливо.

Я чувствовала, что снова будут сниться те же отвратительные сны с танцующими буквами «Q», длинные хвосты которых, описывая округлые арки, способны дотянуться до чего угодно. И внутри каждой такой арки, образованной загнутым хвостиком буквы «Q», я видела ребенка, тинейджера, взрослого человека.

Я видела, как они задыхаются, как этот хвост их душит. Я видела их прямо перед собой, и в ночной тишине меня терзала мысль: а что, если Фредди тоже их видит?

Когда я проснулась, в постели рядом со мной оказался не Малколм, а Фредди. И она своими длинными, как у всех детей ее возраста, руками и ногами крепко обвила меня, словно осьминог щупальцами. Я открыла глаза и поняла, что нахожусь не в своей постели, на стенах вокруг бордюр из розовых цветов. Значит, я так и уснула в комнате Фредди?

– Мам? – Голос у нее был сладкий со сна.

Я обожаю ее такой – спокойной, расслабленной, еще не думающей о том, что тревоги вот-вот обрушатся на нее всей своей тяжестью.

– Да, куколка?

– А мы точно сегодня поедем к бабушке с дедушкой?

Я прижала ее к себе и закутала нас обеих в ее розовое одеяло, как в кокон.

– Точно.

– А Энн поедет? – Теперь она заговорила шепотом. И сладкая сонная хрипловатость исчезла из ее голоса. В нем зазвучали нотки страха и тревоги – точно иглы, спрятавшиеся в вате.

– Не знаю, может быть, и нет. – Определенно нет. Малколм наверняка постарается оставить Энн дома и станет всячески доказывать ей, что она лучше всех. Его Дочь Номер Один. – В любом случае давай встанем, оденемся и в путь, хорошо? Мне бы, правда, еще душ принять.

Я выбралась из-под одеяла, и рука Фредди тут же стиснула мое запястье.

– А ты не можешь принять душ в моей ванной? И что-нибудь спеть?

– Да, детка, конечно, могу.

Сделав воду погорячей и расчесывая мокрой щеткой волосы, которые как-то чересчур отросли и уже начали меня раздражать, я принялась напевать некое попурри из песен Битлов. В основном из их старых песен, написанных еще до того, как наркотики и мистицизм превратили Великолепную четверку в самый обыкновенный гребаный квартет. Старые их песни я знала наизусть, и слова слетали с языка сами собой, что было очень кстати, потому что одновременно я сочиняла, что мне сказать родителям, когда мы к ним неожиданно заявимся. А заодно пыталась прикинуть, хватит ли у меня пороха потом не вернуться домой.