Бумаги нет, ну что ж, сойдет и стол.

Эйфелеву башню Натке захотелось нарисовать сразу же, как только она ее увидела. Какие линии! Какая симметрия! Сергей сказал: это только маленькая копия, а существует настоящая, большая, далеко отсюда. Не может этого быть! Нельзя построить такое, такое…

Натка рисовала так усердно, словно собиралась победить в конкурсе. Под конец она, сама не заметив, начала бубнить слова песенки про кораблик. Вторую часть она вспомнила не сразу, но зато, когда слова пришли, строчек оказалось даже больше:

Последнюю строчку Натка додумала уже со слипающимися глазами. Рисунок был готов. Художница уснула подле своего творения.

– Наташка, это как? Откуда это? Да проснись же скорее!

Сергей тряс Натку за плечо. Она подняла голову и открыла глаза.

– А? Что?

– Я тебя спрашиваю: «что». Откуда ты это взяла?

Натка смотрела на Сергея и моргала.

– Что ты на меня глядишь? Я про башню спрашиваю!

Натка, протирая глаза, смотрела на два слабо сияющих светильника. Почти одинаковых, только один был гораздо темнее, и не могла понять, чего хочет от нее Сергей.

– А что с башней не так? И с какой из них?

– С какой из них?! – закричал Сергей. – Да их же две! И обе светят! Ты как это сделала? Только не говори, что нашла ее в печке!

– Печка электрическая, – машинально ответила Натка и наконец проснулась.

– Вот именно! Покажи руки!

Натка показала ладошки. Они были совершенно черными.

– Нарисовала! Неужели нарисовала?

– Угу.

– Знаешь, а я не верил. Когда дядя Коля рассказывал про твои качели, я решил, что он преувеличивает. Но оказывается, ты даже лучше, чем он думал.

Натка смотрела на две башни рядом и улыбалась:

– А я не знала, что так сумею. Мне просто ужасно хотелось ее нарисовать.

Сергей, облокотившись на стол, взглянул прямо ей в глаза.

– А ты можешь ужасно захотеть нарисовать солнце?

– Солнце?! Нет. Я умею только строения. Ну или… стул могу нарисовать.

– Еще один стул нам не нужен. А дверь сможешь?

– Конечно, – кивнула Натка.

– Тогда нарисуй нам выход отсюда!

Натка задумалась:

– Ты считаешь, получится?

– Да почему же нет? Эйфелеву башню куда как сложней нарисовать, чем какую-то дверь!

– А где рисовать, на стене? Или пойдем опять к воротам? А может быть, они уже открылись! – спохватилась Натка.

– Не открылись, я только что оттуда. И мне опять рядом с ними стало не по себе. Я поскорее смотался.

– Не ходи туда один!

– Не пойду больше. Хотелось проверить… А в сторожке мы рисовать не будем, идем со мной!

Сергей схватил Натку за руку и потащил к выходу. На этот раз он повел ее на мост, там Натка еще не была. По краям, видимо, стояли фонари – они светили так же тускло, как и настольные башни, и тут же гасли за спиной. Натка перестала различать, ночь сейчас или уже утро. По ощущениям вроде должно быть утро. Но над ними висело все то же звездное небо.

– Сейчас ночь, Сереж?

– Ночь, Наташка. Иногда кажется, что из этой ночи мне не выбраться. Просто не выбраться. Она никогда не закончится.

– Зачем ты так говоришь? Конечно, мы выберемся!

– Больше не буду, извини.

Внезапно мост уперся в кирпичную стену.

– Ой! Он что, никуда не ведет? – удивилась Натка.

Сергей глубоко вздохнул:

– В том-то и дело, что ведет. Там слепая дверь. Но раньше она открывалась только оттуда. А теперь я хочу, чтобы ты попробовала нарисовать ее здесь. Может быть, тогда мы сможем ее открыть.

– Слепая дверь? Это через которую Аня пришла из тренерской? – поняла Натка.

– Именно.