.

Новый английский посланник сэр Чарлз Хэнбери Уильямс прибыл в Россию весной 1755 года. Екатерина сразу выделила его из круга иностранных министров. На празднике в Ораниенбауме по случаю именин великого князя «у нас с ним был разговор столь же приятный, сколь и веселый»[74], – вспоминала она о новом знакомом.

Уильямс словно дарит Екатерине тайну карт, исполнив в реальной жизни роль Сен-Жермена. «Записки» императрицы начаты знаменитым вступлением:

«Счастье не так слепо, как его себе представляют… А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения. Чтобы сделать это более осязательным, я построю следующий силлогизм:

Качества и характер будут большей посылкой;

Поведение – меньшей; счастье или несчастье – заключением..

Вот два разительных примера:

Екатерина II,

Петр III».

Императрица знала себе цену. И три «карты», приведшие ее к победе – к счастью, названы точно: «качества», «характер», «поведение». Эта сентенция заслуживает того, чтобы поставить ее в параллель с размышлениями Германна из «Пиковой дамы»: «Нет! расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!»

Покой и независимость – именно то, чего великая княгиня искала, когда получила совет от сэра Уильямса. В ее рассуждении о счастье сказано: «Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, не замеченных толпою и предшествующих событию».

Оказывается, у императрицы с Германном много общего – оба полагались на выстроенную стратегию. Наследственность? Пушкин же описывал разрушительное действие случая: кому-то он улыбается, кому-то нет.

«Умер в нищете»

Кому графиня могла передать тайну трех карт? Наследники ничтожны. Как в заметке Пушкина: «Ничтожные наследники северного исполина». Томский рассказывает: «У ней было четверо сыновей… все четыре отчаянные игроки, и ни одному не открыла она своей тайны… Покойный Чаплицкий, тот самый, который умер в нищете, промотав миллионы, однажды, в молодости своей, проиграл – помнится, Зоричу – около трехсот тысяч. Он был в отчаяние. Бабушка, которая всегда была строга к шалостям молодых людей, как-то сжалилась над Чаплицким. Она дала ему три карты, с тем чтоб он поставил их одну за другой, и взяла с него честное слово впредь уже никогда не играть. Чаплицкий… отыгрался и остался еще в выигрыше».

То, что для героини Пушкина «карта», для ее августейшего прототипа «власть». Екатерина II тоже не хотела передавать корону своему сыну – заядлому игроку в политику. Если отсчитать искомые «лет шестьдесят» от времени действия повести, то получатся 70-е годы XVIII века, точнее 1772—1775-й – период целого букета заговоров в пользу подросшего наследника престола Павла Петровича. Только пришедший к власти в 1774 году Григорий Потемкин сумел постепенно обуздать сторонников цесаревича и загнать непрерывно тлевшее возмущение в подполье. Отчего оно, впрочем, не стало меньше. Поэтому, помимо прочего, «тайная недоброжелательность» – это и отношение Павла к матери, и отношение августейшей матери к Павлу.


Император Павел I. С. Тончи. Около 1800 г.


Императрица Мария Федоровна. Э. Л. Виже-Лебрён. 1796 г.


Получив корону, вопреки воле императрицы, после ее смерти в 1796 году Павел I вскоре утратил венец, а вместе с ним и жизнь. История «курносого злодея» и связанные с переворотом 1801 года прототипы еще ожидают нас впереди. А пока остановимся на Чаплицком. Тайна, обойдя официальных наследников, как будто вильнула в сторону.