– Всегда остается маленький процент…

– Нет, – прервала она его. – О’Брайен не сможет тебя подвести после того, как ты спас ему жизнь. Ни в коем случае. Он уговорит и обработает всю комиссию.

Поморгав, Пол расплылся в улыбке:

– Черт побери, а я об этом и не подумал.

– Так что, папаша, ты – герой.

– Ну что ж, мамаша… быть может, так оно и есть.

– Мне кажется, я с бо́льшим удовольствием буду откликаться на «маму».

– А я – на «папу».

– А если просто «па»?

– Не годится – это скорее напоминает имитацию звука, с которым вылетает пробка из бутылки шампанского.

– Ты предлагаешь отметить? – спросила она.

– Я думаю, нам стоит во что-нибудь облачиться, отправиться на кухню и сочинить ранний ужин. Разумеется, если ты голодна.

– Умираю.

– Ты можешь сделать грибной салат, – сказал Пол. – А я займусь своим знаменитым феттучине Альфредо. У нас есть пара бутылок сухого шампанского, которые мы приберегли для особого случая. Мы их откупорим, навалим себе феттучине Альфредо и грибов, вернемся сюда и поужинаем в постели.

– И посмотрим новости по телевизору.

– А потом весь вечер будем читать детективы с боевиками и потягивать шампанское, пока не закроются глаза.

– Как это заманчиво, чудесно, как порочно праздно! – воскликнула Кэрол.

Подавляющее большинство вечеров он проводил, корректируя и редактируя свой роман. И ей редкий вечер удавалось отдохнуть от бумаг и писанины.

Когда они облачились в домашние халаты и шлепанцы, Пол сказал:

– Нам нужно учиться оставлять вечера свободными. Нам придется уделять много времени ребенку. Это наш долг перед ним.

– Или перед ней.

– Или перед ними, – добавил Пол.

Ее глаза заблестели.

– Ты думаешь, нам разрешат усыновить больше одного?

– Конечно, как только мы докажем, что успешно справляемся с одним. В конце концов, – насмешливо проговорил он, – разве не я спас жизнь старику О’Брайену?

По дороге на кухню, остановившись посередине лестницы, она повернулась и обняла его.

– У нас будет настоящая семья.

– Похоже на то.

– Ах, Пол, я не помню, чтобы я когда-нибудь была так счастлива. Ну скажи, что это чувство останется у меня навсегда.

Он обнял ее в ответ, и ему было приятно держать ее в своих объятиях. В конечном итоге чувство нежной любви было лучше секса; чувствовать себя нужным и любимым лучше, чем заниматься любовью.

– Скажи мне, что все будет хорошо, – попросила Кэрол.

– Все будет хорошо, и это чувство останется у тебя навсегда, и мне очень приятно, что ты так счастлива. Вот. Ты это хотела услышать?

Она поцеловала его в подбородок и в уголки рта, а он чмокнул ее в нос.

– А теперь, – сказал Пол, – позволь мне заняться феттучине, пока я не проглотил свой язык.

– Очень романтично.

– Даже романтикам знакомо чувство голода.

Спустившись вниз по лестнице, они вздрогнули от неожиданно громкого постукивания. Оно было постоянным, но аритмичным: «Тук, тук, тук-тук-тук, тук-тук…»

– Что еще за чертовщина? – спросила Кэрол.

– Это раздается снаружи… где-то над нами.

Они стояли на нижней ступеньке, задрав головы и глядя на второй этаж.

Тук, тук-тук, тук, тук…

– Проклятие, – проворчал Пол, – это наверняка из-за ветра разболталась одна из ставен. – Они еще прислушались, и он со вздохом сказал: – Придется мне выйти и закрепить ее.

– Сейчас? Под дождем?

– Если я ничего не сделаю, ветер может оторвать ее совсем. А еще хуже – она провисит и простучит всю ночь. Сами толком не выспимся и соседям спать не дадим.

Кэрол нахмурилась.

– Но там же молнии, Пол… После всего, что произошло, мне кажется, тебе не стоит рисковать и лезть в самую грозу на лестницу.