– Нет.

Определенно – нет. Однозначно. Я не агент «007», в юбке или без оной, я не тяну на роль Джеймса Бонда. Затея Локи глупа – это самое мягкое выражение. Я не имею ни малейшего желания играть в шпионов или разведчиков. И то, и другое – словесные штампы. А я – не штамп, я – человек, и я боюсь, очень боюсь.

– Почему?

Ну как ему объяснить, почему! Я и для себя не нашла подходящих слов.

– Иди в милицию. Пусть они устроят проверку.

– Ничего не обнаружат. – Локи был отвратительно спокоен. – Всегда найдется доброжелатель, который заранее предупредит их о такой проверке. Всегда найдется глубокий незаметный подвал, куда можно убрать опасные игрушки, способные оскорбить взгляд проверяющего. Всегда…

– Я поняла!

– У тебя нет другого выхода.

– Это еще почему? – Умом я понимала, что соглашусь, но пусть он скажет, пусть я буду думать, что пошла на эту авантюру под давлением.

– Хотя бы потому, что если кто-то из них узнает о моем визите, ты умрешь. – Он сказал это так спокойно, словно сообщал о том, что записал меня на завтра к стоматологу. Господи, ну за что мне все это?

– Они хорошо меня знают. На твою беду, слишком хорошо. Пока они уверены, что меня здесь нет, ты в безопасности. Если я начну действовать сам, тогда… Они предпочтут зачистить все концы. Эта квартира – здесь творились странные дела… Страшные дела. Сама по себе она ничего не значит, но, в сочетании с другими уликами… Улики уничтожают. Тебя тоже уничтожат. Ты можешь описать того человека, который привозил деньги. Или ты могла что-то увидеть там, в пансионате, что-то, не предназначенное для других глаз. Или… – Локи отхлебнул кофе, обдумывая, что именно добавить после очередного «или». – Скорее всего, произойдет какой-нибудь несчастный случай. Например, взорвется газовый баллон.

– У меня нет газового баллона.

– Тогда ты уснешь в постели, не затушив сигарету.

– Я не курю.

– Всегда можно сослаться на утечку газа.

– Прекрати! – Мне и так страшно, а он тут сидит, пьет мой кофе и как ни в чем не бывало обсуждает, каким способом удобнее сжить меня со свету. – Если я начну тебе помогать, меня прикончат еще быстрее.

– Нет. Я скажу тебе, как себя правильно вести.

– Я не смогу.

– У тебя нет выбора. – Локи посмотрел мне в глаза. Нет выбора, он прав, абсолютно, совершенно прав. Я не смогу жить, как раньше, ходить на работу, улыбаться, сплетничать, распивать чаи, смотреть в глаза девочкам. Не смогу. Я ведь человек, а, значит, у меня два пути: или идти в милицию, или помогать этому странному человеку с разноцветными глазами и белой меткой в волосах. Милиция… Локи прав и здесь: они ничего не найдут. Это ведь так просто: не пускать внутрь, недолго, минут пятнадцать, ну, допустим, директора искали, созванивались, пытаясь выяснить, что происходит. А сами… Пятнадцать минут – это очень много, хватит, чтобы спрятать все, что не должны видеть чужие глаза…

– Я согласна. – Теперь мой голос звучал гораздо увереннее.

– Я рад. – Локи протянул мне шершавую ладонь. – Добро пожаловать в команду, не пожалеешь.

Черт. Я уже жалею!

Она согласилась, причем быстро, он даже не ожидал. Локи думал, что придется прибегнуть к более весомым аргументам. Например, рассказать о том, как умирала Евгения, или показать другие фотографии. Тех четырех девочек, юных, словно первая липкая листва, и мертвых, как мокрый весенний снег. Гера сказал, что, возможно, есть и другие, просто о них никто не знает. Он хорошо их прятал, очень хорошо. Двадцать лет прошло, а они знают только о четырех.

Но белобрысая сказала «да», и, значит, она никогда не увидит эти чертовы снимки. Ни к чему ей знать, за каким зверем он собирается охотиться.